Гаврилов В.В. Павел Иванович Карпов - неутомимый исследователь творчества душевнобольных и его время... Сообщение 1

Аннотация. Павел Иванович Карпов (1873-1930-е гг.) — психиатр, действительный член академии художеств (РАХН/ГАХН), автор монографии «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники» (1926). Изыскания П.И. Карпова вышли за пределы узкопрофильных профессиональных рамок и несколько неожиданно оказались в авангарде советского искусствоведения. Исследовательская деятельность П.И. Карпова коррелировала с передовыми изысканиями учёных Европы. Информации о его жизнедеятельности крайне мало, поэтому в статье представлены установленные и гипотетические факты его связей с известными представителями мира науки и искусства царской России.

Ключевые слова: психиатрия, П.И. Карпов, творчество душевнобольных, психопатологическое творчество, художник Михаил Врубель, художник Василий Кандинский.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

Профессор психоневрологии, действительный член Российской академии художественных наук (РАХН), один из первых коллекционеров и исследователей творчества душевнобольных, человек разносторонних интересов Павел Иванович Карпов — безусловно, весьма неординарная фигура в истории отечественной психиатрии начала ХХ века. Научно–практическая деятельность П.И. Карпова имеет большое значение для познания истории развития отечественной психиатрии. Изыскания П.И. Карпова выходят за пределы узкопрофильных профессиональных рамок цеховой деятельности психиатров. В малоизученном поле маргинальной культуры исследования отечественного психиатра несколько неожиданно оказались и в авангарде советского искусствоведения.

Еще недавно с некоторой досадой приходилось говорить о том, что в работах, посвящённых изучению психопатологии творчества, т.е. в направлении, активно развивавшемся в европейской психиатрии с конца ХIX века, упоминались исключительно исследователи стран Западной Европы: Ч. Ломброзо, М. Режа, В. Моргенталлер, Г. Принцхорн и проч. и крайне редко произносилось имя их российского современника и коллеги. А если оно и упоминалось, то, как правило, авторы не обременяли себя анализом его трудов, нередко искажая название наиболее известной его монографии — «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники» (1926), а то и путаясь в самом имени врача–исследователя. Впрочем, сам Павел Иванович и в другом своём труде «Творчество заключённых (рисунки, скульптура и работы мастерских)» (1929), как и Т.М. Перцева (1996) — автор, вероятно, самой первой статьи о психиатре, тоже не раскрывали имени — отчества, а на французском и немецком языках оно выглядело просто: P. Karpoff. Его наследие становится востребованным лишь по прошествии 70-ти лет после публикации, а в начале ХХI века мы видим всплеск интереса к исследованиям П.И. Карпова и заново пытаемся осмыслить его труды1. Научно–публицистические труды доктора П.И. Карпова вызывают искреннее уважение у его коллег и последователей (к сожалению, были ли у него ученики или потомки — неизвестно).

Сегодня представляется значительно отчетливее, насколько исследовательская деятельность П.И. Карпова коррелировала с передовыми изысканиями учёных Европы, прежде всего — работами признанного авторитета в этой области Ганса Принцхорна. Весомый вклад обоих учёных (именитого Принцхорна и малоизвестного Карпова) обогатил практическую психиатрию, патопсихологию и, несомненно, катализировал интерес к удивительному «созидательному творчеству» душевнобольных и иных художников–маргиналов. Работы профессора увлекают читателей своими новаторскими подходами к самобытному творчеству, которое ныне обрело дефиницию L’Art Brut / Ар–Брют2.

В своей работе мы намереваемся очертить вехи жизнедеятельности П.И. Карпова, используя в качестве ориентиров установленные и гипотетические (с опорой на герменевтику) факты его связей с известными представителями мира науки, искусства и кратко прикоснуться к особенностям культурно–исторического периода эпохи царской и советской России3. Как фигура проявляется на фоне, так и текст возникает из контекста, по крайней мере, он становится в этом случае более понятным.

Несомненно, в жизнеописании П.И. Карпова, как и в отношении к феномену психопатологического творчества, остается ещё множество лакун, догадок, неточностей. Тем не менее, мы считаем целесообразным публикацию этого очерка: идеи Карпова не утратили своей актуальности, напротив, они все более интересны и плодотворны именно в современном контексте — с учетом системных проблем сегодняшней психиатрии и ее перспектив.

История жизни и научная деятельность П.И. Карпова на сегодняшний день наиболее полно представлены в интернет-статье Е.Д. Гальцовой [4], основанной на данных его личного дела, хранящегося в РГАЛИ (Ф. 984. Оп. 7. Ед. хр. 115). Из этого дела известно, что Павел Иванович Карпов родился в 1873 году. Далее сразу же идут разночтения: место его рождения или Москва, или Санкт-Петербург. Родители Карпова — то ли крестьянского происхождения, то ли рабочие–ткачи, но «…обе версии не заслуживают большого доверия, так как для успешного продвижения по службе было необходимо иметь рабоче–крестьянские корни» [4]. В начале ХХ века Павел Иванович уже учился на медицинском факультете Императорского Московского университета. Волнения предреволюционной атмосферы затронули и медицинскую цеховую общественность. У российских докторов, медицинской профессуры и студентов, выросших на философии позитивизма и размышляющих об актуальной для того времени проблеме «вырождения», популярной со времени Эскироля, не могла не возникнуть аналогия о детерминированной связи причин душевной патологии — с существующими социально–политическими порядками царской России. Обдумывая методы оздоровления социума, консервативно настроенные врачи связывали свои чаяния с практикой правильного воспитания, психогигиены…, радикалы же видели панацею в политических реформах. Неудивительно, что и Павел Карпов в 1902 году был арестован царской охранкой «за хранение литературы».

О его семейной жизни мы также знаем немного: П.И. Карпов был женат на Елене Николаевне Карповой, которой посвятил «свой скромный труд» 1926 года, представив жену «стойким спутником на тернистых путях нашей жизни».

Дальнейшая информация крайне скудна, да и запутана из-за того, что те организации, в которых П.И. Карпову приходилось трудиться, в революционную эпоху подвергались многократному реформированию, слиянию–поглощению, расформированию и проч. — со сменой названий, в силу чего и их сегодняшний статус не всегда может быть корректно экстраполирован из прошлого. Косвенную информацию о П.И. Карпове мы получаем из знакомства с биографиями других, более известных его современников.

Врубель М.А. Портрет Карпова П.И.
Конец XIX—начало XX века
(ФГБУК «Всероссийское музейное объединение
«Государственная Третьяковская Галерея»)

Михаил Александрович Врубель (1856–1910) — великий русский художник XIX–ХХ веков, «вестник иных миров», — как о нём сказал А.А. Блок. В период обострения душевного заболевания М.А. Врубель дважды лечился в частной лечебнице доктора Фёдора Усольцева — летом 1904 и ещё, почти целый год, начиная с марта 1905-го. Лечебница, находившаяся в Петровском парке (ныне — ЦМОКПБ), выглядела скорее санаторием, состоящим из 2-х деревянных домиков. Здесь пациенты жили на правах пансионеров, свободно соседствуя с семьёй хозяина–врача и близко общаясь с его домочадцами. Система нестеснения (no restraint) и «открытых дверей» в психиатрических лечебницах с 80-х гг. XIX века начала внедряться в России стараниями С.С. Корсакова, Н.Н. Баженова и их последователей. Федор Арсеньевич Усольцев — талантливый врач, активно увлекающийся искусством, трогательно заботился о М. Врубеле. В этой лечебнице тогда находился и П.И. Карпов (его профессиональный статус пока неясен: студент, ассистент или начинающий практику врач), также опекавший художника, совершавший с ним прогулки, ведший беседы, в том числе, об искусстве. Известно, что в 1904 году П. Карпов вместе с М. Врубелем побывал на Ярославском вокзале, недавно построенном по проекту Ф. Шехтеля — видного мастера архитектурного модерна. Врач и художник провожали сестру Врубеля — Анну Александровну. В здании вокзала они рассматривали интерьерное панно с изображением северных пейзажей, написанное Константином Коровиным. Вместе с Ф.А. Усольцевым Карпов навещал художника и в его керамической мастерской — доме на Бутырках [2, c. 329-330]. Находясь в больнице в течение 1904–1905 годов Врубель создал графический цикл, посвящённый больным и персоналу. Кроме портрета Ф.А. Усольцева на фоне иконы Богоматери с младенцем, он создал ещё три портрета П.И. Карпова, ныне хранящихся в Государственной Третьяковской галерее. Художник подарил Павлу Ивановичу и один из многочисленных акварельных вариантов «Демона» (1904 г.), воспроизведённый в монографии Карпова (табл. VII). Врубель редко рисовал то, что ему было неинтересно, поэтому весьма велик соблазн интерпретировать этот подарок и факт написания портретов доктора как свидетельство особых доверительных отношений, сложившихся у внимательного 30−летнего Павла Ивановича и художника. Эта гипотеза подтверждается воспоминаниями сестры художника Анны: «В числе врачей клиники был один, ближе стоявший к искусству. Он говорил, что заслушивался бредом художника, так был он интересен своим содержанием» [2, c. 150].

В монографии «Творчество душевнобольных…» П.И. Карпов писал: «Врубель создал новый вид живописи, красочная гамма которой представляет из себя как бы сочетание большого количества разноцветных камней…» (С. 119). «Среди картин Врубеля особенно выделяется мифическая идея демона… Последние годы жизни Врубеля эта идея так захватывала его, что во все последующие свои произведения он вносил характерные черты этой мифической личности. Картины Врубеля имеют очень мало связи с реальной действительностью; они являются продуктами его творческой фантазии <…> М.А. Врубель много раз брался за карандаш или краски с тем, чтобы реализовать мифическую идею, звучавшую в нем повелительным призывом к творчеству; в это время он создавал много рисунков на данную тему, но они, повидимому, не удовлетворяли его, а потому он почти все их уничтожил…» (С. 120).

Вскоре М.А. Врубель начинает слепнуть, и его переводят в Петербург — в клинику Конасевича и Оршанского (Песочная, д. 9). Там его продолжает лечить другой неравнодушный к искусству психиатр Л.Г. Оршанский.

Лев Григорьевич Оршанский (1866 г.р.) закончил медицинский факультет Берлинского университета, специализировался в психиатрической клинике Гейдельбергского университета (об этом удивительном месте, прославившимся «коллекцией Принцхорна», мы подробнее расскажем позже). В Германии Оршанский заинтересовался «искусствоведческими вопросами». В 1894 г. он получил степень доктора медицины, а с 1897 г. стал работать психиатром в Петербурге [5, c. 128-136]. Увлечения Л.Г. Оршанского были многообразны. Он интересовался этнографией и «примитивными формами выражения»: искусством душевнобольных, заключённых, примитивным искусством и детским творчеством. И все это происходило одновременно (или даже несколько раньше) с идеями и поисками К.Г. Юнга и К. Леви Брюля. «В 1909-19 годах заведовал отделением выставки игрушек в Академии художеств» [там же].

В 1911 году в 38 лет Павел Иванович Карпов закончил медицинский факультет 1-го МГУ, ранее — Императорского Московского университета.

Последние годы обучения П.И. Карпова совпали с периодом, названным «золотым веком» отечественной медицины (1869–1910 годы) в связи с небывалым прогрессом её преподавания и развития, поднявшим российскую медицину на уровень лидирующих позиций в мире. Первым преподавателем Московского университета, читавшим с 1892 года лекции по судебной психиатрии, был выдающийся русский психиатр профессор Владимир Петрович Сербский (1858–1917). С 1903 года, после смерти своего учителя С.С. Корсакова, именно он возглавлял кафедру нервных и душевных болезней Московского университета.

В начале века, на фоне регламентируемой и предсказуемой атмосферы врачебных кабинетов и академических художественных студий Российской империи, исподволь формировались предвестники «левых» настроений не только в социально–политической, но и в художественной жизни страны. Так, молодой талантливый, но уже революционно настроенный художник Михаил Ларионов4 по возвращении из Парижа в 1906 году стал работать в исключительно «новой» примитивистской манере. Обыватели и художественные критики прежней формации отзывались о неопримитивистском творчестве снисходительно либо язвительно, как о «низкопробной», «инфантильной», «заборной» живописи. Постепенно Ларионов стал лидером нового поколения художников, ставящих своей задачей непременный поиск нового и необычного, проповедуя в творчестве отказ и от академической манеры письма, и от принципов жизненной стабильности, успешности. Он обращает на себя внимание современников стремлением к созданию атмосферы игры, балагана и скандала, эпатирует публику даже своим видом, расхаживая по столице с раскрашенным лицом. Уместно вспомнить и киевский «перформенс» М.А. Врубеля: в 1899 году он тщательной выкрасил свой нос ярко–зелёной краской, обосновывая поступок следующим образом: «Ведь женщины красятся, почему же не краситься мужчинам?» [2, c. 187]. И далее: «…скоро все мужчины будут красить, как я, свои носы в разные цвета, в зависимости от их характера и темперамента. Одному подойдёт жёлтый, другому синий или красный, третьему — лиловый. Мне, например, идёт этот зелёный. Это будет так красиво!». Услышав подобное истолкование мотивов необычного поступка Врубеля, известный киевский психиатр профессор И.А. Сикорский констатирует: «…весьма опасные признаки надвигающегося безумия» [2, c. 189]. Художник Василий Кандинский, вероятно, мог бы предложить иное обобщение: «Каждый культурный период создаёт… собственное искусство…» [7, c. 9].

Михаил Ларионов, помимо превращения в артефакт искусства явлений обыденной жизни (этот тренд сегодня именуют перформенсом), организовывал выставки творческих объединений: «Бубновый валет», «Ослиный хвост»… На них, кроме работ авангардистов, демонстрировались детские рисунки, народный лубок, вывески, работы художников–непрофессионалов, — те произведения изобразительного искусства, которые официальной культурой прежде игнорировались и даже презирались. Самым известным художником–аутсайдером — сегодня его могли анонсировать именно так — стал Нико Пиросмани5 на выставке «Мишень» в Москве в 1913 году. На рубеже первого и второго десятилетий ХХ века М. Ларионов создает один из вариантов так называемого «беспредметного искусства» — «лучизм».

Сотрудничал с радикальной группой художников «Ослиный хвост» и художник Казимир Малевич (1878–1935), а своим картинам, исполненным в абстрактно–геометрическом стиле, дал название — «супрематизм». В Мюнхене В. Кандинский, интересующийся ростками авангардного движения в Москве, создает первые произведения абстрактного содержания. В борьбе с официозом в искусстве русские художники–авангардисты даже обогнали западных коллег в стилистике и концепте. Однако знакомство зрителя с новыми формами нонфигуративного искусства сопровождалось непременной «нагрузкой» по поводу необходимости их интеллектуального «достраивания» до субъективно значимого целостного образа, что было непривычным делом для посетителей салонов, заполненных картинами в духе XIХ века — с большим или меньшим успехом подражавшим натуре. При восприятии творчества беспредметников у современников порой зарождались некие фантомы виртуальных многообразных представлений, которые вскоре обретут и своё имя — «гештальт»…

Произведения художников–авангардистов и примитивистов–самоучек продолжают вызывать споры и столкновения самых разных точек зрения. Их творческое наследие до сих пор не получило однозначной оценки специалистов и поклонников живописи. Но на сегодняшний день они всемирно известные мастера, чьи имена и полотна — синоним новаторства и оригинальной мысли, с чем трудно не согласиться.

Кстати сказать, интерес к неакадемическим корням искусства у Василия Кандинского пробудился ещё в 1889 году — во время этнографической экспедиции в Вологодскую губернию и знакомства с творчеством народов Севера, где он поразился «экзотике архаической крестьянской жизни» [1, c. 227]. С 1896 года он переехал в Мюнхен, но периодически наведывался и в Москву, участвуя в выставках художественного объединения «Бубновый валет». В 1911 году в Мюнхенской галерее «Таннхаузер» по инициативе В.В. Кандинского была проведена выставка объединения художников «Синий всадник» («Der Blaue Reiter»), где, возможно, впервые в экспозицию художников–авангардистов включаются «4 головы» — рисунки дилетантов, предположительно душевнобольных людей. В 1914 году он возвратился в Москву. Планы Кандинского, который выступал уже, скорее, не в роли живописца, а теоретика искусства, совпадают с интересами П.И. Карпова.

Павел Иванович интересовался художественной жизнью страны, по крайней мере, в 1925 году работая в Российской Академии художественных наук, он готовил сообщения на тему о работах М.А. Врубеля, М.К. Чюрлёниса («Чурляниса»), знал творчество К.С. Малевича, символистов, футуристов. Вероятно, ему были знакомы и работы М.Ф. Ларионова, Н.С. Гончаровой, Н. Пиросмани… Обсуждая сообщения своего сотрудника В.П. Дитиненко «Творчество больного Х», П.И. Карпов полностью солидаризируется с представленными в работе выводами: «…лишь люди с неустойчивой нервной организацией идут впереди человечества и дарят нас своими интуитивными прозрениями». В дальнейшем, в своей монографии «Творчество душевнобольных…», П.И. Карпов неоднократно приводил и свои доводы о тождественности творческих поисков в работах как здоровых, так и душевно нездоровых демиургов, акцентировал креативный потенциал последних: «некоторые больные могут вносить в жизнь новые ценности, намного опережающие её течение» [8, c. 10].

В 1911 году П.И. Карпов защитил диссертацию на тему «Эволюция психической жизни» [4].

Ее отголоски в дальнейшем привносятся в монографии «Творчество душевнобольных…»: «…человечество не закончило цикла своего развития… На пути развития среди человечества появляются индивиды, которые опережают в своем развитии остальное человечество, поэтому эти индивиды представляют из себя неустойчивые формы в отношении заболевания душевным расстройством. Следовательно, человечество в лице душевнобольных привносит жертвы, устилая путь своего развития людьми, впадающими в состояние психического хаоса» [4, c. 7-8). Доктор предельно объективен по поводу перспективы недуга. Он подчёркивает как вероятность их развития в сторону «психического хаоса», так и в направлении балансирования на грани «нервной неуравновешенности», которая может привести к «творческому импульсу». Импульс тоже может привести к «разрушению» [там же, с. 29], но также и к «… интуитивному переживанию, результатом которого выявляется творческий процесс» [там же, с. 8], обогащающий цивилизацию «новыми ценностями» [там же, с. 7]. Трудно удержаться от сопоставления с идеями К.Г. Юнга, говорившего о «нуминозе», и это понятие находится очень близко к концепции Карпова. Неоднозначный прогноз для носителей душевных расстройств рассматриваются П.И. Карповым как неизбежная расплата за развитие цивилизации, что опять-таки согласуется с теми выводами, к которым К. Юнг пришёл несколько позже, нежели русский психиатр.

С 1911 года П.И. Карпов начинает работать в Пречистенской психиатрической больнице при 1-м МГУ последовательно: ординатором, старшим ординатором, а в 1917 году избирается старшим врачом [4].

Пречистенская психиатрическая больница в Москве, с 1899 года известная как Центральный полицейский приёмный покой для душевнобольных, впоследствии была преобразована в Пречистенскую психиатрическую лечебницу для заключённых. Позже названия учреждения неоднократно менялись, и с 1921 года больница реформирована в Российский государственный научный центр судебной и социальной психиатрии имени В.П. Сербского (ГНЦССП).

1911 год отмечен важным событием и в истории всей мировой психиатрии. Примерно тогда швейцарский профессор психиатрии Ойген Блёйлер (1857–1939), уже использовавший психоанализ З. Фрейда в своей клинике (учеником Блёйлера был и К.Г. Юнг), сумел не столь пессимистично взглянуть на прогноз душевного заболевания — dementia praecox (преждевременное слабоумие) в дефиниции Э. Крепелина. Он предложил для психопатологии новое название — «шизофрения». Кстати, русский психиатр Виктор Хрисанфович Кандинский (1849–1889), троюродный брат художника В. Кандинского, ещё в 1886 году предвосхитил клиническое описание различных форм течения данного заболевания и ввёл своё понятие «идеофрении». В своей работе П.И. Карпов использует термин: «раннее слабоумие (схизофрения)» [8, c. 31]. «Королева психиатрии», так неофициально стала именоваться шизофрения в связи с её высокой долей среди прочих душевных заболеваний, а также полиморфной клиникой, в которой можно было встретить едва ли не любой психиатрический симптом. Считалось, что она опасна, прежде всего, для психики людей выдающихся, занятых творческими профессиями, мыслящих креативно и оригинально; являясь болезнью «королей и поэтов». Действительно, больные «схизофренией» «…имеют большую склонность к занятиям по искусству и успешнее и охотнее всего занимаются живописью» [там же, c. 61], их работы порой достигают уровня «музейных художественных произведений» [там же, c. 62]. Наш опыт показывает, что такие пациенты, действительно, часто создают незаурядные образцы психопатологической экспрессии, нередко достигающие уровня Ар-Брют.

И наконец, именно с 1911 года П.И. Карпов стал собирать «продукты творчества» душевнобольных, хотя не исключено, что подобные замыслы сложилось у него значительно ранее — в период общения с М.А. Врубелем. С 1915 по 1926 годы Карпов привлекался к проведению курса нервных и душевных болезней в школах медицинских сестер. В 1917–1920 годах он работал ассистентом нервной клиники профессора Л.О. Даркшевича. В 1920 году П.И. Карпов был избран помощником директора и профессором психоневрологии Института, где заведовал секцией пропедевтики и читал курс «Введение в психиатрию» [4]. На становление интересов психиатра, несомненно, оказали влияние его преподаватели из университета и старшие коллеги: Л.О. Даркшевич и Н.Н. Баженов, прошедшие стажировку в ведущих клиниках и лабораториях Западной Европы.

Доктор медицины Ливерий Осипович Даркшевич (1858–1925) — известный невропатолог, основоположник отечественной нейрохирургии, закончил медицинский факультет Императорского Московского университета в 1882 году. До 1887 года набирался опыта у неврологов Франции и Германии, стажировался в лабораториях и больницах Вены, Лейпцина, Страсбурга и Парижа. В 1888 году после защиты диссертации, был назначен приват–доцентом по кафедре нервных и душевных болезней Императорского университета. С 1917 года — профессор кафедры нервных болезней 1-го Московского университета. До 1923 года являлся ректором Государственной высшей медицинской школы, возглавлял Диагностический инсти-тут для усовершенствования врачей и руководил реорганизацией Женского медицинского института.

Профессор Николай Николаевич Баженов (1857–1923) — выдающийся психиатр, ученик и соратник С.С. Корсакова, организатор и реформатор психиатрической службы в России. В 1883–1885 годах в научной командировке посетил клиники Вены, Берлина и Парижа, работал в больнице Сальпетриер у профессора невропатологии Ж.-М. Шарко (1825–1893) — известного знатока искусства, у В. Маньяна в госпитале Св. Анны, где издавна формировалась коллекция произведений душевнобольных. Кстати, в 1884–85 годах лекции Ж.-М. Шарко посещал и В.Ф. Чиж, а в 1885 году стажировался З. Фрейд: русский психиатр и венский врач вполне могли быть знакомы. Ряд своих работ Н.Н. Баженов посвятил вопросам патографии. Он был членом ряда московских обществ: в т.ч. — любителей российской словесности, вёл курс психологии сцены при Московском Художественном театре (1906). В 1904–1906 годах Баженов участвовал в организации медицинского факультета и кафедры психиатрии Московских Высших женских курсов на базе Преображенской больницы, а в 1906 году был избран в совет профессоров этих курсов и возглавлял кафедру психиатрии медицинского факультета (1910–1916 гг.). Н.Н. Баженов был личностью весьма известной не только в России, но и за границей.

В 1904-1916 годах Н.Н. Баженов был главным врачом первой в Москве Преображенской больницы для душевнобольных (Московский доллгауз в 1952 года переименован в психиатрическую больницу № 3 им. В.А. Гиляровского). В Преображенской больнице ассистентом и ближайшим сотрудником Николая Николаевича являлся Николай Евграфович Осипов6. В 1914 году Н.Н. Баженов стал организатором и председателем V Международного Конгресса по призрению психически больных [11, c. 8]. Там впервые в России была организована выставка работ душевнобольных, и П.И. Карпов прочитал свой доклад «О творчестве душевнобольных»7. Хотя, вероятно, первые обобщения об изо–творчестве докладывались П.И. Карповым ещё в 1913 году в работе на тему «О рисунках детей».

Чтобы проследить формирование профессиональных и художественных интересов П.И. Карпова, необходимо иметь представление об увлечении, столь популярном среди его коллег в Западной Европе. Одарённые художественным вкусом психоневрологи активно интересовались творчеством, в т.ч. — душевнобольных, желая освоить новые диагностические подходы и расширить представления о внутреннем мире своих подопечных. О подобной тенденции в России свидетельствует расцвет жанра патографии, популярного со времен П.И. Ковалевского и В.Ф. Чижа. Врачи создают методологию заочной «экспертизы», прежде всего, в области литературного творчества: разбирают жизнеописания знаменитостей, изучают влияние на их деятельность реальных или гипотетических девиаций. «Анамнезом» художников и музыкантов они интересуются значительно реже. Подобная ситуация, несомненно, обусловлена «высоким статусом, которым в России обладала литература и писатели» [13, c. 10]. Русская литература с её выраженной гражданской позицией, традиционно верная идеалам сострадания «униженным и оскорбленным» и приоритета нравственных ценностей, имела значимое влияние на культуру и мораль общества, косвенно позволяя судить и о психическом здоровье нации. Писатели и поэты представлялись не только «властелинами душ», но и их знатоками — самобытными и тонкими психологами. Некоторые художественные произведения могут рассматриваться как варианты литературы о душевных недугах, а изучение их героев становится эмпирическим приёмом познания человеческой души. Диапазон размышлений на эту тему представлен в монографии И.Е. Сироткиной [13]. Отечественных психиатров больше интересовали вопросы духовно душевных переживаний в литературном творчестве, чем образы визуальные, так как при этом предполагалось иметь хотя бы минимальные представления об изо–эстетике…

Исподволь некоторые российские психиатры, как их коллеги на Западе (Г.И. Россолимо, Н.Н. Баженов, Л.Г. Оршанский), начинают коллекционировать рисунки душевнобольных. Для кого-то из них подобное собирательство служило доказательством «патологичности искусства», воспринимаемого как «помешательство», «моральное безумие», «вырождение» в духе Чезаре Ломброзо (1835–1909), Макса Нордау (1849–1923). Так к артефактам душевнобольных относился, например, пропагандист психогигиены Г.И. Россолимо, а другие, в частности Н.Н. Баженов, демонстрировали заинтересованное отношение к творчеству своих пациентов, в котором он видел моральные и эстетические ценности [12]. Но именно доктор П.И. Карпов впервые собрал, по-видимому, не только самую большую коллекцию работ душевнобольных, состоящую «из нескольких тысяч рисунков и рукописей» [8, c. 10], но и начал их тщательно изучать и систематизировать. Сведения об аналогичных собраниях и исследованиях в Европе получали известность и у нас. К примеру, в своём труде «Творчество заключённых» (1929), среди 10 использованных иностранных источников П.И. Карпов упоминает аналогичную монографию Г. Принцхорна (1926), по поводу которой сокрушается, что она «…к нам просочилась в крайне ограниченном количестве…» [8, с. 9].

1 Стараясь раскрыть пробелы знаний о П.И. Карпове, в 2005 г. мы напечатали избранные разделы работы «Творчество душевнобольных…», снабдив их иллюстрациями и библиографической справкой (то была первая версия жизнеописания), попытались проанализировать его представления о таинственных «механизмах» творческого процесса («Искусство аутсайдеров: путеводитель», Ярославль, ИНЫЕ, 2005). Эти материалы представлены и на сайте http://www.medpsy.ru/inye/ ↑

2 Ар-Брют — одно из направлений современного искусства, представляющее разновидность художественного примитива. История формирования и трансформации знаменитой «Коллекции Ар-Брют» Ж. Дюбюффе, первоначально собранной из экспонатов психопатологической экспрессии, представлена в одноимённой монографии М. Тевоза (1995). ↑

3 В очерке нам неоднократно придётся опираться на исследование Е.Д. Гальцовой (2011). Данные об атмосфере эпохи, в которой протекала деятельность Павла Ивановича и его коллег, мы почерпнули из монографии И.Е. Сироткиной (2009), в которой было упомянуто и имя П.И. Карпова, а его работа — процитирована. ↑

4 Ларионов М.Ф. (1881–1964) — художник–новатор, один из основоположников русского авангарда. К 1910 г. закончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества, там же познакомился с Н.С. Гончаровой, ставшей его женой и единомышленницей в творчестве, организовывал шумные художественные эксперименты — выставочные акции типа «Бубновый валет». В 1915 г. с супругой эмигрировал во Францию. ↑

5 Пиросмани Нико / Пиросманашвили Н.А. (1862–1918) — легендарный художник–примитивист из Грузии. С 1872 г. этот бывший пастух учился живописи у странствующих художников. Примерно с 1900 г. сам стал расписывать лавки и духаны, создавая декоративные панно на клеёнке. Имел устойчивую репутацию непрактичного и психически нестабильного человека. Художник самородок «не от мира сего» практически не имел контактов с художественным миром Тбилиси и конец жизни провёл в полной нищете. ↑

6 Осипов Н.Е. (1877–1934) — известный в России и Чехии врач–психиатр, способствовал распространению психотерапии, популяризировал, развивал и модифицировал идеи психоанализа, разрабатывал вопросы медицинской философии. В 1897 г. поступил на медицинский факультет Московского университета, намереваясь посвятить себя психиатрии. Завершал образование в университетах Цюриха, Бонна, Берна, Фрейбурга, получил степень доктора медицины в 1903 г. в Базельском университете. С 1904 по 1911 гг. проработал экстерном в Преображенской больнице, старшим ассистентом психиатрической клиники Московского университета у профессора В.П. Сербского; далее — доцентом психиатрии на Высших женских курсах. С 1907 г. пропагандировал работы З. Фрейда, которого посетил в Вене в 1910 г., в дальнейшем поддерживая с ним добрые отношения. Общался с О. Блёйлером, К.Г. Юнгом, П. Дюбуа. Не приняв революции — эмигрировал в Прагу. ↑

7 В тексте монографии П.И. Карпова «Творчество душевнобольных…» (1926) это мероприятие ошибочно датируется «1912–1912» [8, c. 199], далее на вкладыше «Замеченные опечатки» исправляется на проводимое в «1913 1914». По другим источникам проведение Конгресса описывается то в 1913 г. (Гурович М.О., 1940 — цит. по [13]), то — в 1914 г. [11]. В современной зарубежной литературе, посвящённой Искусству аутсайдеров, неоднократно упоминается лишь одна дата: «1914 год», когда в Москве проводилась выставка душевнобольных [18, p. 53]. ↑

1. Богемская К.Г. Наивное искусство: таланты и поклонники // Философия наивности. – М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2001. – С. 222-235.

2. Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике. /Cоставит. Э.П. Гомберг-Вержбинская, Ю.Н. Подкопаева. – М.: Искусство, 1976. – 384 с.

4. Гальцова Е.Д. Книга П.И. Карпова «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники» (1926 г.) в европейском культурном контексте. Материалы к исследованию // Новые гуманитарные исследования. – 2011. – [Электронный ресурс] http//www.nrgumis.ru/.

5. Греков А.У. Л.Г. Оршанский – первый исследователь зарубежной игрушки в России // Первые Бартрамовские чтения (130-летию со дня рождения Н.Д. Бартрама, 85–летию Художественного – педагогического музея игрушки, 60–летию РАО посвящается). – Сергиев Посад: 2004. – С. 128-136.

6. Гурович М.О. Московская психиатрическая клиника в истории отечественной психиатрии // Пятьдесят лет Психиатрической клиники им. Корсакова. – М., 1940. – С. 7.

7. Кандинский В. О духовном в искусстве: Живопись, 1911. – Л.: Изд. Ленинград, 1990. – 66 с.

8. Карпов П.И. Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники. – М.; Л.: Главнаука, Государственное издательство, 1926. – 200 с.

9. Карпов П.И. Творчество заключённых: Рисунки, скульптура и работы мастерских. – М.: Изд-во Нар. Ком. Внутр. Дел., 1929. – 81 с.

10. Перцева Т.М. Исследование творчества душевнобольных в Российской Академии Художественных Наук // Художественный примитив: эстетика и искусство. – М.: МГУ, 1996. – С. 76-82.

11. Преображенская больница 200 лет (1808-2008): Буклет. – М., 2008. – 32 с.

13. Сироткина И.Е. Классики и психиатры: Психиатрия в российской культуре конца XIX – начала XX века / пер. с англ. автора. – М.: Новое литературное обозрение, 2009. – 272 с.

14. Тевоз М. Ар-Брют. – Женева: Editions d’Art Albert Skira S.A., 1995. – 228 с.

17. Prinzhorn H. Bildnerei der Geisteskranken, 1922. – Springer-Verlag / Wien, 1994. – 361 p.

18. Rhodes C. Outsider Art: Spontaneous Alternatives, Thames & Hudson Ltd, London, 2000. – 224 p.

Гаврилов В.В. Павел Иванович Карпов — неутомимый исследователь творчества душевнобольных и его время… Сообщение 1 [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2013. – N 1 (18). – URL: http://medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

Павел Иванович Карпов — неутомимый исследовательтворчества душевнобольных и его время…Сообщение 1

Гаврилов В.В. (Ярославль)

Павел Иванович Карпов — неутомимый исследователь
творчества душевнобольных и его время…
Сообщение 1