Психология и психотерапия посттравматического стрессового расстройства у комбатантов

Соловьева С.Л. (Санкт-Петербург, Pоссия)

Соловьева Светлана Леонидовна доктор психологических наук, профессор, профессор кафедры психо-терапии, медицинской психологии и сексологии; Северо-Западный государственный медицинский университет имени И. И. Мечникова, ул. Кирочная, 41, Санкт-Петербург, 191015, Россия. Тел.: 8 (812) 543-39-90. E-mail: S-Solovieva@ya.ru

Аннотация. В статье приводится определение посттравматического стрессового расстройства, раскрывается его психологическая феномено-логия, основные проявления и социальные последствия. Анализируются переживания и другие психологические феномены, сопровождающие формирование посттравматического стрессового расстройства у комба-тантов. В связи с этим рассматриваются общие цели и задачи психотерапии комбатантов, особенности и содержание психологического воздействия, которое выполняет ключевую роль в реабилитации ветеранов. Излагаются особенности дебрифинга как метода профилактики посттравматического стрессового расстройства у комбатантов. Уделяется внимание исследованию феномена посттравматического роста личности после перенесенной психической травмы.

Ключевые слова: посттравматическое стрессовое расстройство, комбатант, психологическая помощь, психотерапия, посттравматический рост личности, дебрифинг

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

Посттравматическое стрессовое расстройство у комбатантов

Каждому человеку приходится переживать психические травмы. В особо травматических ситуациях, связанных прежде всего с риском для жизни, в частности, в условиях боевых действий, в обстановке экологических, техногенных катастроф, массовой гибели людей, террористических актов, криминального насилия стресс оказывает сверхсильное психотравмирующее воздействие на человека. Травматический стресс высокой степени интенсивности может приводить к острой психической дезадаптации, к расстройствам личности, к нарушениям поведения [13]. Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) — «психическое расстройство, развивающееся вследствие мощного психотравмирующего воздействия угрожающего или катастрофического характера, сопровождающееся экстремальным стрессом, основными клиническими проявлениями выступают повторные переживания элементов травматического события в ситуации «здесь и сейчас» в форме флэшбеков, повторяющихся сновидений и кошмаров, что сопровождается чаще тревогой и паникой, но возможно также гневом, злостью, чувством вины или безнадежности, стремлением избегать внутренние и внешние стимулы, напоминающие или ассоциирующиеся со стрессором» [11].

Особое место занимают психические травмы, полученные в местах ведения боевых действий. Война может иметь самые трагические последствия для психики человека; она, как отмечает Н. В. Тарабрина, «потрясает сами базовые убеждения индивида относительно его «самости» как неуязвимой и имеющей ценность как таковой, а также относительно мира как безопасного и справедливого» [19]. Травмированный индивид сталкивается с реальностью, в которой его жизнь не имеет большой ценности, в которой происходят несправедливые события, а его личность представляется беспомощной, незначимой, утратившей контроль над собой и своей жизнью. Психологические нарушения в этих условиях часто оказываются необратимыми: взгляды на себя и на окружающий мир у травмированного человека драматически резко меняются и уже никогда не становятся прежними. Есть вещи, которые невозможно пережить; можно лишь научиться жить с ними.

Ветеран боевых действий, как правило, испытывает значительные трудности в адаптации к повседневным условиям мирной гражданской жизни. Возвращаясь с войны, комбатант сталкивается с проблемами его незначимости, ненужности в обществе, непонимания со стороны окружающих гражданских лиц, с трудностями в поиске своего места в мирной жизни. Считается, что более 40 % ветеранов боевых действий не могут интегрироваться в обычную гражданскую жизнь [Там же]. Нередко они становятся замкнутыми, отстраненными, недоверчивыми и подозрительными, проявляют склонность к агрессии, чувствуют себя преданными и обманутыми, страдают от бессонницы и кошмаров, психологической беспомощности, униженности, от чувства вины и стыда. У многих наблюдаются признаки депрессии; часты случаи утраты контроля над враждебностью и агрессивностью. Ветераны не могут забыть свой боевой опыт; они также не способны наделить его смыслом в рамках гражданской жизни. Ценой сохранения душевного равновесия комбатанта в условиях мирной жизни является отчуждение, создающее препятствие к установлению близких взаимоотношений с родными, к его способности любить и доверять другим людям. Ветераны боевых действий часто не могут разделить свои чувства с близкими; напротив, отмечается охлаждение к своим родным, грубость и жестокость во взаимоотношениях с ними; в их семьях высока частота конфликтов и разводов. Многие злоупотребляют наркотиками, психотропными препаратами и алкоголем.

В подобных обстоятельствах важными психореабилитирующими факторами должны были бы становиться отношения с самыми близкими людьми — родителями, жёнами, детьми, друзьями. Интеграция комбатанта в социальные отношения предполагает его вовлеченность в комфортный стиль гражданской жизни, где резко снижается ценность алкоголизации, наркотизации, силового решения проблем для нормализации собственного психического состояния. Однако необходимой поддержки и взаимопонимания среди родных и близких ветеран часто не находит: психологические нарушения выступают своеобразным «барьером» между комбатантом и членами его семьи, которые, не понимая, что происходит, реагируют отвержением, отстранением, раздражением или призывами «взять себя в руки» [1]. Подобные реакции близких лишь ухудшают психическое состояние комбатанта. Ветераны военных событий в условиях гражданской жизни подчас создают вокруг себя хроническую стрессовую ситуацию, которая оказывает негативное влияние на психическое и психосоматическое здоровье родных и близких. Комбатанты передают свои травматические переживания окружающим, «заражая» их своим состоянием. Отношения в семье начинают разрушаться и могут привести к разводу, к распаду семьи. Между тем психологические переживания ветеранов боевых действий — это нормальная реакция на ненормальные обстоятельства, возникающая у человека, который пережил нечто, выходящее за рамки обычного человеческого опыта.

Психологическая феноменология посттравматического стрессового расстройства

Тяжелая психическая травма прежде всего разрушает привычные представления о жизни; картина мира комбатанта рушится под воздействием травматического стресса, лишая его психологической опоры; утрачивается система координат для восприятия, оценки и интерпретации происходящих событий. Боевой опыт не интегрируется в сценарий прожитой жизни. Более того, у травмированного индивида наблюдается дезинтеграция всего его жизненного опыта; история жизни распадается на несвязанные друг с другом сюжеты, а вместо целостной структуры личности возникают ее отдельные фрагменты, связанные с появлением изолированных, разделенных друг с другом субличностей [10]. В результате исследования клинической картины, механизмов возникновения и развития ПТСР, Ц. П. Короленко приходит к заключению о том, что в структуре психологических нарушений нарушение идентичности является ключевым симптомом [8]. Как пишет Е. Т. Соколова, «при расстройствах личности диффузия самоидентичности характеризует глубинный дефект структурной организации личности, вследствие чего установление целостных и стабильных во времени репрезентаций Я и объекта оказывается недостижимым…» [16]. Личность комбатанта приобретает новую модальность, новое качество, становится другой. «Черная дыра» инкапсулированной травмы, разрушившая личностную интеграцию, «постепенно «затягивает» в себя всю жизнь носителя травматического опыта и его близких» [9]. В качестве психологической защиты происходит постепенное формирование новой идентичности с новым восприятием реальности, с другой системой ценностей, с другими целями, задачами развития, с иными перспективами. Эту новую идентичность М. Ш. Магомед-Эминов предлагает рассматривать как посттравматическую стрессовую личность [10].

Эта посттравматическая стрессовая личность обладает рядом характерных признаков. У людей с ПТСР, как отмечает Н. В. Тарабрина, «драматически нарушена способность к интеграции травматического опыта с другими событиями жизни, их травматические воспоминания существуют в памяти не в виде связанных рассказов, а состоят из интенсивных эмоций, которые актуализируются, когда страдающий ПТСР находится в возбужденном состоянии или подвержен стимулам или ситуациям, напоминающем ему о травме. В силу того, что травматические воспоминания остаются неинтегрированными в когнитивную схему индивида и практически не подвергаются изменениям с течением времени, — что составляет природу психической травмы — жертвы остаются «застывшими» в травме как в актуальном переживании, вместо того, чтобы принять ее как нечто, принадлежащее прошлому» [19]. Травматические переживания ветерана отторгаются его сознанием, поскольку они слишком тяжелы. Человек как бы отделяет их от себя и, вытесняя, помещает в своеобразный защитный «контейнер», инкапсулируя травматические, разрушительные переживания, такие как гнев, ненависть, вина, страх [22]. Ветеран вынужден прилагать постоянные волевые усилия, чтобы этот «контейнер» не «расконсервировался» и сверхсильные эмоции не вырвались наружу, разрушая все на своем пути. Под влиянием стимула, напоминающего травматическую ситуацию, комбатант вновь испытывает то, что он чувствовал в момент травматизации. Поэтому травмированный человек, защищая свой «контейнер» от того, чтобы случайно не наткнуться на подобный стимул, вынужден постоянно быть настороже, избегать всего, что может напомнить ему о травме. Сохранение «контейнера» с течением времени требует все больше и больше усилий, истощая психику ветерана, что приводит к таким явлениям, как переутомление, бессонница, раздражительность, нарушение внимания, памяти, утрата душевного комфорта и психологического равновесия [15].

Еще один облигатный компонент ПТСР — компульсивное повторное переживание травматических событий — проявляется в том, что неосознанно индивид впоследствии начинает стремиться к участию в ситуациях, сходных с пережитой психической травмой. Например, ветераны войн, возвращаясь к гражданской жизни, становятся наемниками, силовиками, служат в милиции, уходят в криминальные структуры, обращаются к жестким, брутальным видам спорта. Как отмечает Е. Т. Соколова, «сформировавшаяся в условиях хронического насилия пограничная личностная организация начинает в свою очередь выступать в качестве своеобразного «притягивателя» насилия, формирующего последующий жизненный путь личности как пожизненно виктимный» [16]. Человек, переживший опыт насилия, становится более уязвимым к нему, воспроизводя приобретенные в ходе ведения боевых действий отношения в многочисленных ситуациях межличностного общения.

Существенные изменения при ПТСР происходят и в эмоциональном восприятии жизненных событий. Вследствие интенсивности пережитой во время боев психотравмы, у комбатанта подчас возникает тенденция не доверять своим чувствам, не совместимым с его представлением о реальности. С целью защиты себя от болезненных переживаний, человек их диссоциирует; диссоциация может также приводить к формированию новой личности, в которой подавление и отрицание эмоций становится одним из основных элементов [8]. Мир обычных эмоций кажется для такой личности недоступным и нереальным. Эти особенности эмоциональной сферы комбатанта проявляются при разговоре с ним: лица с ПТСР рассказывают о перенесенной травме холодным, безучастным голосом, с бесстрастным выражением лица, не обращая внимания при этом на эмоциональное состояние и психологические реакции своего собеседника.

Избегание воспоминаний о травме в форме дистанцирования, использования диссоциативных процессов, злоупотребления алкоголем или наркотиками, служит цели заглушить, смягчить, нивелировать осознание травматического стресса, вывести болезненные переживания за пределы сферы сознания. Подобные психологические последствия травматического опыта ослабляют эмоциональные взаимосвязи с другими людьми, приводят к их разрушению, к снижению адаптивных возможностей ветеранов в разнообразных социальных ситуациях. Согласно результатам проведенных исследований, после возвращения к мирной жизни у ветерана развивается своеобразный кризис идентичности, что проявляется в нарушении его способности адекватно участвовать в сложных социальных взаимодействиях, конструктивно разрешать трудные жизненные ситуации [18].

Эмоциональная регуляция посттравматической стрессовой личности также изменяется. Когда ветераны боевых действий вспоминают о травматическом событии, они как будто переживают его заново. В ответ на ожившую в воображении травму в поведении реализуются быстрые, яркие, интенсивные драматические «взрывы» страха, паники или агрессии, часто направленные на окружающих людей. Травматические воспоминания подавляются комбатантом, а вместе с ними подавляются и все остальные эмоции. Контроль воспоминаний, нивелирование волевыми усилиями связанных с ними переживаний, постоянная борьба с тревогой приводят к хронической усталости и беспомощности. В результате формируется эмоциональная закрытость, недоступность и тенденция к изоляции. Вследствие этих изменений травматические воспоминания прошлого парадоксальным образом появляются на фоне постоянного ощущения бесчувственности, эмоционального ступора, избегания, ослабленного реагирования на происходящее вокруг и потери удовольствия, утраты вкуса к жизни [12].

Нарушения в эмоциональной сфере сопровождаются соответствующими изменениями в области волевого контроля. По мнению Е. О. Лазебной, по мере формирования расстройства травмированному индивиду со временем требуется прилагать все больше усилий по контролю за травмой: «вся жизненная энергия уходит на контроль за запретными воспоминаниями». «При ПТСР, — отмечает автор, — разрушительное вторжение в сознание травматических воспоминаний и связанных с ними невыносимо тяжелых эмоциональных переживаний происходит вопреки прилагаемым интенсивным усилиям по предотвращению таких воспоминаний». Основную причину дезадаптации посттравматической личности автор видит в том, что «никуда не исчезнувшие, но выведенные из-под контроля сознания, «инкапсулированные» травматические воспоминания, которые иногда годами и десятилетиями ждут своего часа, периодически прорывают воздвигаемый на их пути барьер запрета». При этом, как отмечает автор, острота и яркость эмоций со временем не снижаются. Вследствие этого неуправляемые прорывы травматических воспоминаний в сознание и сопутствующие им мучительные эмоциональные состояния становятся неизбежны [9]. В глазах окружающих, считает автор, именно проявления симптоматики избегания в сочетании со вспышками гнева и неконтролируемым агрессивным поведением являются наиболее ярким, убедительным свидетельством посттравматической дезадаптации травмированных индивидов.

Психологическая помощь при посттравматическом стрессовом расстройстве

В настоящее время не существует единой общепринятой точки зрения на возможности психологической помощи комбатантам при ПТСР. Одни исследователи считают, что ПТСР — это излечимое расстройство, другие — что его симптомы в полной мере не могут быть устранены. По мнению российских военных психиатров, полное избавление от боевого посттравматического синдрома сегодня представляется невозможным [2]. Очевидным лишь является представление о том, что лечение ПТСР — длительный процесс, который может продолжаться в течение нескольких лет. На лечение комбатантов направлены сегодня усилия многих специалистов: врачей, психологов, психотерапевтов. В систему комплексной терапии травматического стресса, наряду с медикаментозной терапией, входит и лечение психологическими методами — психотерапия. Лечение ПТСР психотерапевтическими методами представляет собой неотъемлемую часть общевосстановительных мероприятий; оно решает задачу реинтеграции нарушенной боевой травмой психической деятельности комбатантов.

Психотерапия пациентов с ПТСР адресована всем составляющим посттравматической личности комбатанта: она направлена на создание новой когнитивной модели окружающего мира, включающей в себя боевой травматический опыт, а также аффективную переоценку травматических событий, восстановление у ветерана ощущения ценности собственной личности и способности дальнейшего существования в мире, сохранение контроля над происходящими в нем событиями. Целью психотерапевтического лечения пациентов с ПТСР является помощь в освобождении от болезненных воспоминаний о травматических событиях, в конструктивной интерпретации связанных с ними эмоциональных переживаний, а также в активизации психологических резервов и ресурсов, обеспечивающих продуктивное участие в реальности настоящего [6].

Ключевым моментом психотерапии пациента с ПТСР является интеграция чужеродного, неприемлемого, ужасного травматического опыта, полученного на войне, в его представление о своей жизни и о собственной личности. Для этого происшедшему травматическому событию необходимо найти свое место в общей перспективе жизни, что позволяет ветерану заново обрести контроль над собственными эмоциональными реакциями и поведением в целом. Как отмечает Н. В. Тарабрина, «главная задача — восстановление в сознании гармоничности существующего мира, целостности его когнитивной модели: справедливости, ценности собственной личности, доброты окружающих, так как именно эти оценки в наибольшей степени искажаются у жертв травматического стресса, страдающих ПТСР» [20].

В связи с этими целями выделяются четыре основные стратегии психотерапии, позволяющие решить поставленные задачи [4]: активизация адаптивных навыков личности комбатанта, среди которых одним из наиболее важных является позитивное отношение к лечению и реабилитации; формирование конструктивного отношения к симптомам, позволяющего клиенту научиться воспринимать свои расстройства как нормальные для той ситуации, которую он пережил, предотвращая тем самым дальнейшую травматизацию; нивелирование поведения избегания, которое мешает комбатанту переработать и интегрировать травматический опыт; наконец, изменение смысла, который клиент придает перенесенной психической травме, что позволяет сформировать у него адаптивное чувство «контроля над травмой».

Психотерапевт помогает ветеранам восстановить и реализовать свои взаимосвязи с природным, социальным, психологическим и культурным аспектами жизни, реструктурировать в представлении объективную реальность внешнего мира. «Основанием адаптации комбатантов должно являться формирование убеждения в необходимости продолжать жить в новой послевоенной реальности с постепенным закреплением таких личностных качеств, как доверие, отзывчивость, милосердие»[2].

В процессе психотерапии, проводимой с ветераном, пережившим боевые травмы, условно выделяют три основные стадии [13]: 1) установление доверительного безопасного психологического контакта, дающего право на «получение доступа» к тщательно охраняемому ветераном травматическому материалу; 2) собственно психотерапия, сфокусированная на травме, с исследованием травматического материала, а также психологическая работа с избеганием, отчужденностью, самоизоляцией; 3) стадия, помогающая травмированному пациенту отделить себя от травмы и соединиться с реальностью — с семьей, друзьями и обществом. Поскольку на третьей стадии клиенты проявляют готовность сконцентрироваться на проблемах, касающихся брака, семьи и актуальных событий микросоциальной жизни [18], семейная психотерапия оказывается значимым фактором реабилитации комбатантов.

Содержание психотерапии при посттравматическом стрессовом расстройстве

Психологическое лечение при наличии симптомов ПТСР у ветерана заключается в решении ряда последовательных психотерапевтических задач:

В качестве первой задачи психотерапии является разделение с терапевтом и семьей комбатанта повторного переживания травмы в безопасной, комфортной ситуации, что позволяет разрядить, отреагировать и нормализовать регулирующие эмоциональные процессы. Эта задача определяется тем обстоятельством, что «телесные реакции индивидов с ПТСР на определенные физические и эмоциональные стимулы происходят в такой форме, будто бы они все еще находятся в условиях серьезной угрозы; они страдают от гипербдительности, преувеличенной реакции на неожиданные стимулы и невозможности релаксации» [19]. Психологическим последствием хронического перевозбуждения, как отмечает Н. В. Тарабрина, является «генерализация ожидаемой угрозы. Субъективно мир становится небезопасным местом: безобидные звуки провоцируют реакцию тревоги, обычные явления воспринимаются как предвестники опасности. Психическая напряженность, сопровождающая стресс, постоянно проявляется в повседневной жизни. Человека в состоянии посттравматического стресса преследуют кошмары во сне и наяву, бессонница, реакции испуга, острые вспышки страха, паники, немотивированной агрессии, мысли о самоубийстве, комплекс «вины выжившего»».

В этой связи психотерапия при ПТСР прежде всего решает задачу помощи пациенту в «переработке» аффективно заряженных воспоминаний и совладании с симптомами, которые продуцируются в результате соприкосновения с травмирующей ситуацией [18]. При этом, как отмечает Е. Т. Соколова, психологу стоить помнить «об особенностях сохранения и бессознательной трансформации психотравмирующего опыта, когда «нет слов», чтобы его пережить и выразить вербально» [16]. Один из эффективных подходов к этой цели — помочь пациенту отреагировать травматический опыт, заново переживая все возникающие чувства и анализируя связанные с ними представления и мысли в безопасной психотерапевтической обстановке, при наличии контакта и взаимопонимания с психотерапевтом и при его эмпатической поддержке и контроле. Такое отреагирование болезненного травматического опыта приводит к совладанию с ранее неуправляемыми аффективными реакциями. Этот подход может потребовать, чтобы пациент многократно мысленно погружался в пережитые психотравмирующие события, снова и снова анализируя свои эмоциональные реакции и свои поступки в травматических обстоятельствах. При лечении ПТСР в этой связи широко применяются поведенческие техники погружения. В рамках поведенческой психотерапии в представлении клиента воспроизводятся конкретные события боевых действий. Предварительно психотерапевт помогает ветерану установить, какие именно сцены боев он вспоминает особенно часто и особенно мучительно. Затем психотерапевт помогает пациенту мысленно представить одну из этих сцен во всех ее мельчайших деталях и просит его удерживать в представлении этот образ до тех пор, пока тревога не исчезнет. Процедура повторяется при необходимости несколько раз до полного исчезновения симптомов, когда травматичный образ становится простым содержанием памяти. После каждого такого «упражнения наводнения» психотерапевт переключает воображение пациента на позитивный, ресурсный образ, сопровождая его упражнениями на релаксацию [7].

Как замечают Е. О. Александров, Н. Л. Александрова, до начала работы с психотравмирующими воспоминаниями комбатантов в поведенческой технике погружения, необходимо создать для них своеобразный «ресурс безопасности» — эмоционально насыщенный позитивный образ конкретной жизненной ситуации [1]. Ресурс безопасности обычно может быть позаимствован из прошлой мирной гражданской жизни комбатанта. Таким ресурсом служит яркая, полная, многомерная картина определенного места или события, которое несет в себе мощную позитивную нагрузку, связанную с сильными приятными чувствами удовольствия, удовлетво-ренности, благополучия, когда пациент чувствовал себя в наибольшей безопасности. Это может быть образ лесного озера, берега моря, поля, соснового леса. Этот образ ветерану нужно отыскать в своем прошлом, максимально подробно, во всех деталях вспомнить и воспроизвести в воображении, сохраняя вкус, цвет и аромат реальной жизни. Авторы рекомендуют каждый сеанс психотерапии начинать с упражнения на воспроизведение ресурсного образа, чтобы всегда иметь его как страховочный конец, помогающий пациенту в наиболее сложные моменты справиться с психотравмирующим воспоминанием, поглощая его своим позитивным содержанием.

В качестве второй задачи психотерапии ПТСР у комбатанта выступает снижение у него чувства изоляции, отчужденности и отверженности, повышение чувства принадлежности, уместности, единства, общности ценностей и целей; создание поддерживающей атмосферы принятия, комфорта и безопасности. Решение этой задачи обеспечивается возможностью работы в одной психотерапевтической группе с теми, кто имеет похожий боевой опыт. Выступая в качестве общего, неспецифического фактора психотерапии, причастность и принадлежность сходному у всех членов группы травматическому опыту дает возможность почувствовать его универсальность; в результате может быть достигнуто избавление от чувств изолированности, отчуждения, сформировано ощущение причастности, принадлежности, обладающее мощным психотерапевтическим воздействием на травмированную психику комбатантов [18].

В процессе работы психотерапевтической группы, оказывая поддержку друг другу, ветераны могут делиться даже болезненными переживаниями и чувствами, постепенно их изживая, приходя в конечном счете к более конструктивному пониманию своего травматического опыта, который уже может быть интегрирован в сценарий собственной жизни в качестве феномена памяти. Как показывает практика, при этой форме психотерапии оживление в памяти травмирующих событий и конфронтация с собственными чувствами по поводу этих событий дает возможность когнитивного переструктурирования произошедшего в такой форме, что оно может быть принято как объективный факт своей жизни.

При этом следует отметить, что одно из наиболее болезненных переживаний, с которым сталкиваются дискуссионные тематические группы, — это чувство вины и стыда за то, что пришлось сделать ветеранам, членам группы, чтобы выжить. Задачей психотерапевтической группы является уменьшение чувства вины и стыда, формирование доверия, способности разделить с близкими переживания горя и потери [13]. Ветераны, как отмечается в большинстве современных исследований, в значительной части случаев испытывают «психологически токсическую вину», включающую в себя чувство вины за неизбежную жестокость, проявленную на войне, чувство вины перед оставшимися воевать, а также «вину выжившего» перед погибшими товарищами, в ряде случаев переживание стыда за неудачу и поражение. Обмен эмоциями в процессе работы психотерапевтической группы, анализ переживаний в связи с произошедшими событиями, взаимная поддержка, прояснение смысла пережитого, — все это позволяет уменьшить остроту подобных переживаний у всех участников.

Когда ветераны становятся способны открыто говорить друг с другом о своих переживаниях, связанных с войной, и о своем чувстве вины, то они постепенно начинают освобождаться от этих мучительных переживаний, учатся расценивать свою ответственность за прошлые события и свои поступки на войне более объективно и беспристрастно [7].

Важным аспектом психотерапии ветеранов с ПТСР становится обеспечение максимально полной социальной поддержки, возможности разделить с другими людьми драматичные эмоциональные переживания, связанные с войной. Психологическая поддержка рассматривается как один из наиболее мощных ресурсов при совладании с психической травмой, в частности, с военной травмой. С. Кобб определяет социально-психологическую поддержку как «транслируемое пострадавшему человеку сообщение о том, что он является ценным членом группы и его окружение готово о нём позаботиться» [24].

В отношении пациентов с ПТСР следует отметить, что простой факт наличия социально-психологической поддержки не является непосредственным предиктором улучшения их психического благополучия; важную роль играет качество социальной поддержки, которое может способствовать как усилению, так и преодолению стресса, провоцировать как ухудшение самочувствия, так и личностный рост пострадавших. Усиливающее или редуцирующее травматизацию воздействие оказывает не сам факт самораскрытия комбатанта в психотерапевтической группе, а качество психологи-ческого отклика окружающих в ответ на это самораскрытие. Если эмоциональный отклик других людей воспринимается как осуждающий, отвергающий или оценивающий, то исследование в процессе самораскрытия травматического опыта комбатанта может стать причиной усиления его стресса. Напротив, восприятие эмоционального отклика как поддерживающего, сочувствующего, сопереживающего позволяет ветеранам укрепить позитивные представления о себе, убедиться в адекватности собственных переживаний характеру травматической ситуации, удостовериться в переносимости этих переживаний для других людей. Даже если стресс остаётся интенсивным, у пострадавших при наличии качественной эмоциональной поддержки окружающих появляется возможность начать управлять руминативными процессами, что служит основанием для процессов посттравма-тического совладания и последующего роста и развития личности.

Таким образом, качества психологической поддержки являются факторами эффективного совладания с травмой и личностного роста ветерана. Однако социальная поддержка воспринимается как ресурс лишь в том случае, если она своевременна и уместна. Так, К. Вортман, ссылаясь на собственный клинический опыт, замечает, что в отдалённые периоды переживания психической травмы пострадавшие действительно могут обрести спокойное, философское понимание случившегося, однако в острый период все усилия окружающих нивелировать травматический смысл произошедшего, выражающиеся, как правило, в таких известных изречениях, как «Всё, что не делается — всё к лучшему» или «Что нас не убивает, делает нас сильнее», вызывают раздражение, враждебность и желание дистанцироваться [27].

Адекватная социальная поддержка может стать основным фактором психологической реабилитации ветерана. Ее позитивное психологическое воздействие обеспечивается, по мнению Р. Вейсс, шестью основными аспектами, значимыми для совладания со стрессом: 1) привязанностью, эмоциональной близостью, чувством комфорта, доверия и безопасности; 2) поддержанием и стабилизацией самооценки и чувства собственного достоинства; 3) интеллектуальной помощью и руководством, выражаемым предоставлением информации, советов и обратной связи от группы; 4) кооперацией с членами группы в виде объединения ресурсов и оказания любой практической помощи друг другу; 5) принадлежностью к социальной группе, формированием соответствующей социальной идентичности; 6) возможностью проявлять заботу, оказывать помощь и поддержку другим людям, реализуя собственный творческий потенциал и укрепляя свою значимость [28]. Эти основные психологические феномены создаются в процессе работы психотерапевтической группы, формируя основу для дальнейших психологический интервенций.

Важной задачей психотерапии посттравматического стрессового расстройства является и разъяснение связанных с ним психологических симптомов и проблем, обучение рациональным методам совладания с последствиями травмы и достижение понимания того, что психическая травма требует своего конструктивного разрешения во внутренней психологической и внешней социальной деятельности. Этот процесс обозначается понятием образования и включает в себя предоставление специальной информации, медицинской и психологической, обсуждение научных докладов, книг и статей, знакомство с соответствующими концепциями физиологии и психологии [18]. Пациенты могут находить в образовательном процессе своеобразные психологические ресурсы для восстановления душевного равновесия и комфорта. Например, простое знакомство с клинической симптоматикой ПТСР помогает комбатанту осознать, что его переживания, проблемы и трудности не уникальны, условно «нормальны» в сложившейся ситуации, и могут найти необходимую психологическую поддержку, понимание и излечение.

Дополнительными задачами психотерапии лиц с симптомами ПТСР выступают: наблюдение за тем, как другие члены группы переживают вспышки интенсивных аффектов; возможность быть в роли того, кто помогает, поддерживает, вселяет уверенность, возвращает чувство собственного достоинства; формирование «чувства локтя», когда общие проблемы разделяются друг с другом; преодоление чувства собственной малоценности; возможность получить более полную информацию о жизни других людей и смещение, таким образом, фокуса с чувства собственной изолированности и негативных самоуничижительных мыслей на живой и реальный окружающий мир [6]. В процессе групповой психотерапии создается комфортная, оберегающая атмосфера в группе, которая дает комбатанту опыт принципиально новых взаимоотношений, более близких, более глубоких. Обеспечивается выработка единой групповой идеологии, языка, которые дают возможность участникам группы воспринять стрессовое событие иным, более оптимистичным образом [7]. Таким образом, формируется своеобразная лаборатория человеческих взаимоотношений, в которой создаются адаптивные модели реагирования на трагические события прошлого.

Хотя используемые в психотерапии ПТСР техники погружения, как правило, приносят некоторое облегчение, большая часть клиницистов убеждена в том, что один лишь этот подход не может в полной мере помочь ветеранам излечиться от симптомов ПТСР [12]. Существуют целый ряд техник и методов когнитивно-бихевиоральной терапии, которые могут быть достаточно эффективными в психотерапии ветеранов с симптомами ПТСР. К ним относятся: вскрывающая терапия; систематическая десенситизация; тренинг управления стрессом; когнитивно-процессуальная терапия; когнитивная терапия; тренинг ассертивности; релаксационный тренинг. Вскрывающая терапия, в частности, включает в себя: «техники наводнения», воображения, «тренинга в реальной жизни», пролонгирования [23].

Наряду с разнообразными поведенческими техниками, применяется также экзистенциально-гуманистический подход, в рамках которого актуализируются скрытые, глубинные чувства ветеранов, которые в ряде случаев удается выявить, принять и научиться контролировать. При этом значительное внимание уделяется тому, чтобы помочь комбатантам осознать и принять все то, что они пережили и сделали, оценивать произошедшее более рационально, меньше осуждать себя и научиться вновь доверять людям, выстраивая продуктивные взаимоотношения с окружающим миром [7]. В рамках экзистенциально-гуманистической психотерапии применяются некоторые специальные приемы. В процессе психотерапии пациентов с ПТСР используется, в частности, взаимное молчание как метод углубления эмоциональной связи и работы с горем [16]. «В обычной жизни, — пишет Е. Т. Соколова, — общепринятая вежливость требует словесного выражения сочувствия страдающему человеку. Но именно поэтому слова часто теряют свою свежесть, адресность, превращаясь в безличный ритуал поверхностного общения. Терапевт же своим молчанием углубляет контакт, дает понять, что и без слов глубоко разделяет с пациентом чувство невыразимости горя в словах. Более того, тем самым терапевт легализует горе, подтверждая его реальность, помогая не избегать по привычке горя, а именно переживать, «работать с горем». Он поддерживает пациента в его мучительных усилиях полно пережить страдание, в противовес легковесному «проговариванию». Он дает понять, что пациент имеет достаточно времени, чтобы «побыть со своим горем», не избегая тягостных переживаний, но работая с ними. Итогом совместного молчания становится обретение пациентом чувства общности, того, что называют чувством «мы». В полном скрытого волнения молчании пациент начинает выбираться из привычной тюрьмы одиночества» [Там же].

В процессе психотерапии реализуется также и возможность делиться с кем-то, кроме терапевта, информацией о себе, открывать окружающим свои переживания, страдания и страхи. «Исследование чувств и телесных ощущений помогает пациенту обрести контакт с собственной психологической природой. Терапевт помогает оживить, освежить и вернуть в актуальные переживания полихромность и полифоничность целостного чувственного опыта. Пациенту предлагается новая и неожиданная для него позиция исследователя, которому предстоит самому открывать постоянно изменяющийся мир телесных ощущений и чувств. «Что с Вами происходит?» и «Как Вы это ощущаете?» — вопросы-путеводители для самоисследования и прямого, непосредственного выражения чувств» [Там же]. Принятые в повседневной жизни привычные разговоры ни о чем позволяют людям избегать излишней эмоциональной вовлеченности в переживания событий. Как отмечает Е. Т. Соколова, «рационали-зации, интеллектуализации представляют собой наиболее распространенные способы ухода от истинных чувств, своего рода десенситизацию и девитализацию существования. В противовес этим привычным способам «не-жизни» терапевт своим вопросом «Что же вы чувствуете?» предлагает пациенту исследовать свое состояние, сконцентрировав внимание на том, что конкретно и как тот видит, слышит, чувствует». Пациент при таком стиле общения неизбежно вовлекается в реальный процесс психотерапевтического взаимодействия, в ходе которого появляется возможность соприкоснуться и вступить во взаимодействие с разными аспектами своего боевого опыта, в том числе травматическими, угрожающими, приносящими боль и страдание» [Там же]. Такая техника позволяет сделать психотерапевтический процесс более полным и глубоким. Использование приемов и техник экзистенциально-гуманистического направления психотерапии имеет особенное значение в том случае, когда пережитый ветераном боевой стресс провоцирует обострение существовавших ранее внутриличностных проблем. Индивидуальная психологическая проблематика, которая есть практически у каждого человека, приобретает особую значимость и остроту во взаимодействии с травматическим военным опытом. В этом случае погружение в процессе психотерапии в глубинные аспекты интрапсихической жизни ветерана становится неизбежным.

Подводя итоги современным представлениям о возможности лечения ПТСР психологическими методами, можно сделать некоторые обобщения. Большинство авторов считают, что для психотерапии пациентов с ПТСР должны быть использованы следующие наиболее эффективные методики:

Отдельные техники из различных направлений психотерапии применяются современными авторами на разных этапах оказания психологической помощи комбатантам, но какой-либо единый алгоритм их использования сформулировать не представляется возможным. Психологическое вмешательство в каждом конкретном случае носит индивидуальный характер.

Посттравматический рост личности

Еще одной задачей при оказании психологической помощи комбатантам с ПТСР может быть обеспечение личностного развития и роста вследствие продуктивной переработки перенесенной психической травмы. В этой связи в современную литературу, посвященную проблемам ПТСР, вводится термин «посттравматический рост личности» [3].

Основанием для появления нового термина служат работы исследователей экзистенциально-гуманистического направления в психотерапии [26]. Такие авторы, как Виктор Франкл, Ирвин Ялом считают, что выживание в экстремальных обстоятельствах зависит от того, в какой мере человек способен найти смысл в собственном страдании. Р. Янофф-Бульман описывает процесс самоизлечения от травмы как «наведение мостов» между осмысленной упорядоченностью жизни до травмы и бессмысленным хаосом травматического опыта. Этот процесс происходит в два этапа: 1) на первом этапе совладания с травматическим опытом актуализируются механизмы психологических защит отрицания, избегания и диссоциации; 2) на втором этапе, на фоне нивелирования эмоционального стресса, при наличии социальной поддержки, особенно со стороны значимых Других, начинается конструктивная когнитивная проработка пережитого травматического опыта [5; 25].

Р. Янофф-Бульман отмечает, что совладание с психической травмой связано с перестройкой базовой системы убеждений, лежащих в основе картины мира, и установлением новой картины мира, интегрирующей в себя переосмысленный опыт травмы. Травматический опыт при этом вносит в картину мира комбатантов болезненные для них представления о собственной уязвимости, о неконтролируемости происходящих вокруг событий, об относительности справедливости и доброжела-тельности мира. Сами по себе эти новые представления являются негативными, дезадаптирующими, отмечает Р. Янофф-Бульман, но они могут быть заново интерпретированы как позитивные [25]. Согласно выражению А. Томаса: «Если человек определяет ситуацию как реальную — она реальна по своим последствиям». Это означает, что если субъекты психической травматизации определяют экстремальную ситуацию как несущую позитивные изменения, то эти изменения действительно начинают происходить.

Последствия психической травмы для личности не всегда и не только нежелательны и негативны. Умеренный уровень стресса связан с появлением у личности черт мастерства и выносливости [5]. Кроме того, умеренное количество стресса также связано с более высокой психологической устойчивостью, со способностью успешно восстанавливаться до исходного уровня после перенесенного стрессового воздействия. Человек, переживший умеренное количество стрессовых событий, с большей вероятностью формирует у себя конструктивные навыки совладания, находит необходимую социальную поддержку и испытывает большую уверенность в своей способности справляться с жизненными трудностями [3]. Однако далеко не каждый, кто пережил психотравмирующее событие, обнаруживает посттравматический рост личности.

В современных исследованиях было показано, что люди, стремящиеся к порядку и соблюдению общепринятых стандартов, проявляют большую склонность к форми-рованию посттравматического роста личности и повышению общего уровня психи-ческого здоровья. Предполагается, что такие личности, поскольку они испытывают умеренное количество стресса, точнее воспринимают смысл происходящих событий. С другой стороны, было также обнаружено, что люди с проблемами с саморегуляцией и контролем менее склонны к развитию посттравматического роста, обнаруживая тенденцию к формированию расстройств настроения. У людей с высоким уровнем нейротизма при нестабильной самооценке вероятность развития посттравматического роста значимо ниже, чем у лиц с высокой стабильной самооценкой и низким уровнем нейротизма [21].

Возможность личностного роста после перенесенной психической травмы зависит и от других свойств личности [3]. В частности, такие характеристики включают экстраверсию и открытость опыту [21]. Также известно, что оптимистически настроенные люди, лучше концентрирующие внимание на наиболее значимых аспектах проблемы, быстрее и эффективнее разрешают возникающие трудности. Существенную помощь в посттравматическом росте личности оказывает адекватная и своевременная социальная поддержка, которая предоставляет дополнительный анализ произошедших изменений и предлагает дальнейшие перспективы развития. Степень психологической стабильности и уверенности человека также играет некоторую роль в его способности расти и развиваться. Появляются данные о том, что такие значимые факторы, как стрессоустойчивость, конструктивные копинг-стратегии, оптимизм, экстравертированность и самоэффективность, позволяют более эффективно использовать духовные и эмоциональные ресурсы личности для совладания с травмой и дальнейшего развития и роста. Обзор эмпирических исследований позволяет сделать общий вывод: лица с гибкой, открытой для социальных воздействий системой личностной организации, ориентированные на поиск и использование внешних ресурсов, в большей степени склонны к личностному развитию после травматических событий. Так, в психологическом исследовании смысложизненных ориентаций после перенесенного боевого стресса большинство ветеранов боевых действий в Афганистане говорили о своей личностной «изменённости», связанной с военным опытом [17]. К изменениям, которые происходили с ними, относились такие, как: «стойкость увеличилась», «сильнее стал», «стал понимать людей», «стал более самостоятельным, многому научился» и т. д. Формирование и актуализация таких качеств личности, как жизнелюбие и оптимизм, открытость новому опыту, конструктивные копинг-стратегии, эмоциональная стабильность, высокая и стабильная самооценка может быть дополнительной задачей в психологическом лечении и реабилитации комбатантов с симптомами ПТСР.

Кризисная интервенция как профилактика ПТСР

Для предотвращения ПТСР у комбатантов в настоящее время широко используется неотложное кризисное вмешательство, которое часто осуществляется непосредственно в зоне боевых действий сразу после травматического стрессового события. Основным методом кризисной интервенции является дебрифинг. Психологи-ческий дебрифинг — это целенаправленное, организованное обсуждение стрессовых ситуаций, связанных с ними переживаний и представлений; оно используется в группах людей, совместно переживших травматическое событие. Общая цель группового обсуждения при этом заключается в облегчении психологических страданий. Важно не дать зафиксироваться травматическим переживаниям, не допустить, чтобы они переместились в глубину психического функционирования личности. К основным задачам дебрифинга относятся: снижение напряжения и тревоги; уменьшение мучительных чувств неадекватности, патологичности собст-венных психологических реакций комбатантов, нормализация их психического состояния через совместное обсуждение болезненных переживаний; разделение друг с другом своих чувств; мобилизация внутренних психологических и внешних групповых ресурсов для совладания с психической травмой; формирование групповой поддержки, солидарности и взаимопонимания; подготовка участников группы к переживанию тех симптомов или реакций, которые могут возникнуть в будущем; выявление в случае необходимости доступных средств дальнейшей помощи [22].

Как замечает М. М. Решетников, психологический дебрифинг не является терапией и, следовательно, не преследует терапевтических задач; он лишь направлен на минимизацию последствий психической травмы, выступая в качестве средства психологической профилактики ПТСР [14]. Оптимальным для проведения дебрифинга являются первые 48 часов после получения комбатантами боевой травмы. Теоретическим обоснованием метода служат научные данные, полученные в ходе нейропсихологических исследований, в соответствии с которыми существует некоторый период времени непосредственно после получения травмы, когда связанные с ней психические нарушения являются полностью обратимыми. Именно в этот период времени рекомендуется проведение дебрифинга. Темы для обсуждения предлагает не терапевт, а участники рабочей группы.

Психологическая работа терапевта или совместная групповая деятельность при этом не ставит цели восстановления объективной реальности, логической последо-вательности трагических событий. Задача дебрифинга, как отмечает М. М. Решентиков, — «не установление истины, не критический разбор ситуации, не сопоставление различных мнений, а обсуждение актуальных, по большей части эмоциональных проблем». Субъективная, искаженная аффектом психическая реальность, предъявля-емая пациентом, принимается при этом группой как объективная. Дебрифинг обычно включает в себя 6—10 сессий, и не отменяет необходимость последующей терапии и реабилитации комбатанта [Там же]. В процессе дальнейшей психотерапии специаль-ными техниками и методиками осуществляются более детальные проработки психологических проблем, в ходе которых происходит конструктивное переструк-турирование травматического опыта, работа с горем, оплакивание, отреагирование эмоций и т. д.

Основы психологического дебрифинга были заложены военными психиатрами в годы Второй мировой войны. С самого начала его применения основные принципы дебрифинга включали в себя: приближенность, оперативность и удовлетворение ожиданий комбатантов. Эти принципы и сегодня сохраняют свою актуальность. Дебрифинг должен быть максимально приближен к месту получения боевой травмы, он осуществляется непосредственно после травматического события и предоставляет комбатантам обоснованную информацию о том, что их актуальное психическое состояние является нормальной, адекватной и преходящей реакцией на боевой стресс.

Дебрифинг проводится в несколько последовательно сменяющих друг друга этапов. Начальный этап работы группы включает в себя знакомство. После знакомства с группой дебрифер разъясняет цель и задачи предстоящей работы, излагает содержание групповой деятельности, обосновывает ее необходимость, мотивируя участников к активному вхождению в групповые процессы. Устанавливаются основные принципы и правила работы группы; в частности, ведущий сообщает, что все происходящее будет подчинено принципам безусловной конфиденциальности и этики, что никто из участников не должен опасаться проявления своих чувств, мыслей, высказываний и ассоциаций, какими бы они не были. К участию в групповой работе не допускаются «внешние» наблюдатели или лица, не имеющие непосредственного отношения к произошедшей травматической ситуации. В целом, по мнению большинства авторов, психологическая эффективность дебрифинга связана прежде всего с той непосредственной социальной поддержкой, которую каждый участник получает от других членов группы [Там же].

В ряде случаев, несмотря на эмоциональную атмосферу безопасности, принятия и поддержки, формируемую и поддерживаемую дебрифером, члены группы демонстрируют яркие и острые, в ряде случаев неконтролируемые негативные эмоциональные реакции взрывного характера. Дебрифер сталкивается в ходе работы группы не только с легко прогнозируемыми проявлениями чувств горя, вины, страха, беспомощности, ужаса, но также, с равной вероятностью, с эмоциями ярости, гнева и ненависти комбатантов, которые могут переноситься и на других членов группы, в том числе и на него самого; дебрифер должен уметь управлять подобными ситуациями. В частности, необходимо информировать группу о том, что такие реакции после перенесенных тяжелых психических травм являются обычными; они могут проявиться у каждого человека и имеют временный, преходящий характер. Психологический дебрифинг, по мнению М. М. Решетникова [Там же], наиболее эффективен в отношении субклинических форм ПТСР, что, как отмечает автор, ни в коей мере не снижает его практическую ценность.

Заключение

Посттравматическое стрессовое расстройство достаточно часто формируется у ветеранов боевых действий. Оно развивается постепенно и становится постоянным спутником жизни, приводя к драматическим изменениям всей психической деятельности ветерана. Лица с ПТСР испытывают трудности с концентрацией внимания и с самоконтролем; для них характерны импульсивные агрессивные побуждения вплоть до применения физического насилия. Они страдают от нарушений сна, от кошмаров и наплывов воспоминаний о войне, которые самостоятельно пытаются лечить алкоголем, лекарствами и наркотиками. Вернувшись с войны, ветераны приносят с собой в семью свои проблемы, заражая симптомами ПТСР родных и близких. Комбатанты становятся постоянным источником стресса, потенциальной угрозой в отношении насилия, от которой родные часто защищаются, отстраняясь и дистанцируясь, что, в конечном счете, способствует нарушениям межличностной коммуникации и разрушению семьи. Комплекс реабилитационных мероприятий в отношении ветеранов и членов их семей позволяет предотвращать процесс дальнейшей дезадаптации как у тех, так и других, оказывая на них позитивное воздействие, улучшая психическое и соматическое здоровье лиц, затронутых патогенным воздействием боевого стресса, нарушая процесс индуцирования друг друга симптомами психической травмы.

Список источников

1. Пушкарев А.Л., Доморацкий В.А., Гордеева Е.Г. Посттравматическое стрессовое расстройство: диагностика, психофармакотерапия, психотерапия. – М.: Институт психотерапии, 2000. – 128 с.

2. Посттравматическое стрессовое расстройство в парадигме доказательной медицины: патогенез, клиника, диагностика и терапия: методические рекомендации / авт.-сост. А.В. Васильева, Т.А. Караваева, Н.Г. Незнанов [и др.]. – СПб.: НМИЦ ПН им. В.М. Бехтерева, 2022. – 33 с.

3. Тарабрина Н.В. Психология посттравматического стресса: Теория и практика. – М.: Институт психологии РАН, 2009. – 304 с.

4. Александров Е.О., Александрова Н.Л. Психотерапия ПТСР у комбатантов. – СПб.: Питер, 2023. – 272 с.

5. Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М.: Психоаналитическая ассоциация, 1998. – С. 16–21; 25–35.

6. Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В., Загоруйко Е.Н. Идентичность в норме и патологии: монография. – Новосибирск: НГПУ, 2000. – 256 с.

7. Соколова Е.Т. Клиническая психология утраты Я. – М.: Смысл, 2015. – 895 с.

8. Лазебная Е.О. Травматическая стрессовая ситуация и посттравматический адаптационный процесс // Психология психических состояний: сб. ст. / под ред. проф. А.О. Прохорова. – Казань: Центр инновационных технологий, 2002. – Вып. 4. – С. 387–399.

9. Черепанова Е.М. Психологический стресс: Помоги себе и ребенку. Книга для школьных психологов, родителей и учителей. – 2-е изд. – М.: Академия, 1997. – 96 с.

10. Ромек В.Г., Конторович В.А., Крукович Е.И. Психологическая помощь в кризисных ситуациях. – СПб.: Речь, 2004. – 256 с.

11. Сыропятов О.Г., Дзеружинская Н.А. Техники психотерапии при ПТСР. – Киев, 2014. – 320 с.

12. Когнитивно-бихевиоральная терапия психических расстройств / Я. Прашко, П. Можны, М. Шлепецки [и др.] / пер. с чеш. – М.: Институт общегуманитарных исследований, 2016. – 1072 с.

13. Литвинцев С.В., Снедков Е.В., Резник А.М. Боевая психическая травма: руководство для врачей. – М.: Медицина, 2005. – 432 с.

14. Психотерапевтическая энциклопедия / под общ. ред. Б.Д. Карвасарского. – СПб.: Питер Ком, 1998. – 752 с.

15. Практическое руководство по психологии посттравматического стресса. Ч. 1. Теория и методы / Н.В. Тарабрина, В.А. Агарков, Ю.В. Быховец [и др.]. – М.: Когито-Центр, 2007. – 208 с.

16. Ениколопов С.Н. Психотерапия при посттравматических стрессовых расстройствах // Российский психиатрический журнал. – 1998. – № 3. – С. 50–56.

17. Комер Р. Патопсихология поведения. Нарушения и патологии психики / пер. с англ. – 4-е изд. – СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2005. – 640 с.

18. Cobb S. Social support as a moderator of life stress // Psychosomatic Medicine. – 1976. – Vol. 38, no. 5. – P. 300–314. doi: 10.1097/00006842-197609000-00003

19. Wortman C.B. Posttraumatic Growth: Progress and Problems // Psychological Inquiry. – 2004. – Vol. 15, no 1. – P. 81–90.

20. Weiss R.S. The provisions of social relationships // Doing unto others: Joining, molding, conforming, helping, loving / ed. by Z. Rubin. – Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall. – 1974. – P. 17–26.

21. Когнитивно-бихевиоральная терапия посттравматического стрессового расстройства / С.А. Эстербрук, Е.А. Орлова, Т.А. Карпекова [и др.] // Современная зарубежная психология. – 2020. – Т. 9, № 1. – С. 76–84. doi: 10.17759/ jmfp.2020090108

22. Быховец Ю.В. Феномен посттравматического роста // Психологические исследования личности: история, современное состояние, перспективы / отв. ред. М.И. Воловикова, А.Л. Журавлев, Н.Е. Харламенкова. – М.: Институт психологии РАН, 2016. – C. 214–226.

23. Tedeschi R.G., Calhoun L.G. Posttraumatic growth: Conceptual foundations and empirical evidence // Psychological Inquiry. – 2004. – Vol. 15, no. 1. – P. 1–18. doi: 10.1207/s15327965pli1501_01

24. Зелянина А.Н., Падун М.А. К проблеме посттравматического личностного роста: современное состояние и перспективы [Электронный ресурс] // Психологические исследования. – 2017. – Т. 10, № 53. – С. 4. – URL: http://psystudy.ru (дата обращения: 05.07.2023).

25. Janoff-Bulman R. Posttraumatic growth: Three explanatory models // Psychological Inquiry. – 2004. – Vol. 15, no. 1. – P. 30–34.

26. Толкачева О.Н. Социально-психологические факторы посттравматического роста личности: дис. … канд. психол. наук. – Саратов, 2018.

27. Стресс, выгорание, совладание в современном контексте / под. ред. А.Л. Журавлева, Е.А. Сергиенко. – М.: Институт психологии РАН, 2011. – 512 с.

28. Решетников М.М. Психическая травма. – СПб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2006. – 322 с.

References

1. Pushkarev A.L., Domoratskii V.A., Gordeeva E.G. Posttravmaticheskoe stressovoe rasstroistvo: diagnostika, psikhofarmakoterapiya, psikhoterapiya. Moscow, Institut psikhoterapii Publ., 2000. 128 p. (In Russ.).

2. Vasil'eva A.V., Karavaeva T.A., Neznanov N.G., et al. Posttravmaticheskoe stressovoe rasstroistvo v paradigme dokazatel'noi meditsiny: patogenez, klinika, diagnostika i terapiya: metodicheskie rekomendatsii. St. Petersburg, NMITs PN im. V.M. Bekhtereva Publ., 2022. 33 p. (In Russ.).

3. Tarabrina N.V. Psikhologiya posttravmaticheskogo stressa: Teoriya i praktika. Moscow, Institut psikhologii RAN, 2009. 304 p. (In Russ.).

4. Aleksandrov E.O., Aleksandrova N.L. Psikhoterapiya PTSR u kombatantov. St. Petersburg, Piter Publ., 2023. 272 p. (In Russ.).

5. Magomed-Eminov M.Sh. Transformatsiya lichnosti. Moscow, Psikhoanaliticheskaya assotsiatsiya Publ., 1998, pp. 16–21; 25–35. (In Russ.).

6. Korolenko Ts.P., Dmitrieva N.V., Zagoruiko E.N. Identichnost' v norme i patologii. Novosibirsk: NGPU Publ., 2000. 256 p.(In Russ.).

7. Sokolova E.T. Klinicheskaya psikhologiya utraty Ya. Moscow, Smysl Publ., 2015. 895 p. (In Russ.).

8. Lazebnaya E.O. Travmaticheskaya stressovaya situatsiya i posttravmaticheskii adaptatsionnyi protsess. In: Prokhorov A.O., ed. Psikhologiya psikhicheskikh sostoyanii. Kazan': Tsentr innovatsionnykh tekhnologii Publ., 2002, no. 4, pp. 387–399. (In Russ.).

9. Cherepanova E.M. Psikhologicheskii stress: Pomogi sebe i rebenku. Kniga dlya shkol'nykh psikhologov, roditelei i uchitelei. (2nd edition). Moscow, Akademiya Publ., 1997. 96 p. (In Russ.).

10. Romek V.G., Kontorovich V.A., Krukovich E.I. Psikhologicheskaya pomoshch' v krizisnykh situatsiyakh. St. Petersburg, Rech' Publ., 2004. 256 p. (In Russ.).

11. Syropyatov O.G., Dzeruzhinskaya N.A. Tekhniki psikhoterapii pri PTSR. Kiev, 2014. 320 p. (In Russ.).

12. Prashko Ya., Mozhny P., Shlepetski M., et al. Kognitivno-bikhevioral'naya terapiya psikhicheskikh rasstroistv. Moscow, Institut obshchegumanitarnykh issledovanii Publ., 2016. 1072 p. (In Russ.).

13. Litvintsev S.V., Snedkov E.V., Reznik A.M. Boevaya psikhicheskaya travma. Moscow, Meditsina Publ., 2005. 432 p. (In Russ.).

14. Karvasarskii B.D., ed. Psikhoterapevticheskaya entsiklopediya. St. Petersburg, Piter Kom, 1998. 752 p. (In Russ.).

15. Tarabrina N.V., Agarkov V.A., Bykhovets Yu.V., et al. Prakticheskoe rukovodstvo po psikhologii posttravmaticheskogo stressa. Ch. 1. Teoriya i metody. Moscow, Kogito-Tsentr Publ., 2007. 208 p. (In Russ.).

16. Enikolopov S.N. Psikhoterapiya pri posttravmaticheskikh stressovykh rasstroist-vakh. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal, 1998, no. 3, pp. 50–56. (In Russ.).

17. Komer R. Patopsikhologiya povedeniya. Narusheniya i patologii psikhiki. (4th edition). St. Petersburg, Praim-EVROZNAK Publ., 2005. 640 p. (In Russ.).

18. Cobb S. Social support as a moderator of life stress. Psychosomatic Medicine, 1976, vol. 38, no. 5, pp. 300–314. doi: 10.1097/00006842-197609000-00003

19. Wortman C.B. Posttraumatic Growth: Progress and Problems. Psychological Inquiry, 2004, vol. 15, no 1, pp. 81–90.

20. Weiss R.S. The provisions of social relationships. In: Rubin Z., ed. Doing unto others: Joining, molding, conforming, helping, loving. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1974, pp. 17–26.

21. Esterbruk S.A., Orlova E.A., Karpekova T.A., Grebennikov Yu.L. Kognitivno-bikhevioral'naya terapiya posttravmaticheskogo stressovogo rasstroistva. Sovremennaya zarubezhnaya psikhologiya, 2020, vol. 9, no. 1, pp. 76–84. (In Russ.). doi: 10.17759/ jmfp.2020090108

22. Bykhovets Yu.V. Fenomen posttravmaticheskogo rosta. In: Volovikova M.I., Zhuravlev A.L., Kharlamenkov N.E., eds. Psikhologicheskie issledovaniya lichnosti: istoriya, sovremennoe sostoyanie, perspektivy. Moscow, Institut psikhologii RAN Publ., 2016, pp. 214–226. (In Russ.).

23. Tedeschi R.G., Calhoun L.G. Posttraumatic growth: Conceptual foundations and empirical evidence. Psychological Inquiry, 2004, vol. 15, no. 1, pp. 1–18. doi: 10.1207/s15327965pli1501_01

24. Zelyanina A.N., Padun M.A. K probleme posttravmaticheskogo lichnostnogo rosta: sovremennoe sostoyanie i perspektivy. Psikhologicheskie issledovaniya, 2017, vol. 10, no. 53, p. 4. (In Russ.). Available at: http://psystudy.ru (accessed 5 July 2023).

25. Janoff-Bulman R. Posttraumatic growth: Three explanatory models. Psychological Inquiry, 2004, vol. 15, no. 1, pp. 30–34.

26. Tolkacheva O.N. Sotsial'no-psikhologicheskie faktory posttravmaticheskogo rosta lichnosti. Dis. kand. psikhol. nauk. Saratov, 2018. (In Russ.).

27. Zhuravlea A.L., Sergienko E.A., eds. Stress, vygoranie, sovladanie v sovremennom kontekste. Moscow, Institut psikhologii RAN Publ., 2011. 512 p. (In Russ.).

28. Reshetnikov M.M. Psikhicheskaya travma. St. Petersburg, Vostochno-Evropeiskii Institut Psikhoanaliza Publ., 2006. 322 p. (In Russ.).

Для цитирования

УДК 159.9

Соловьева С.Л. Психология и психотерапия посттравматического стрессового расстройства у комбатантов // Медицинская психология в России: сетевой науч. журн. – 2022. – T. 14, № 6. – С. 2. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

Psychology and psychotherapy of post-traumatic stress disorder in combatants

Solovieva S.L.1
E-mail: S-Solovieva@ya.ru

1 North-Western State Medical University named after I.I. Mechnikov
41 Kirochnaya str., Saint-Petersburg, 191015, Russia
Phone: +7 (812) 543-39-90

Abstract. The article provides a definition of post-traumatic stress disorder, explains its psychological phenomenology, usual signs and social implications. The author analyses feelings and other psychological phenomena that accompany the development of post-traumatic stress disorder among the combatants. In this regard, the research includes general targets and objectives of psychotherapy for combatants, specifics and content of psychological action that is crucial in veterans‘ rehabilitation. The author also lists features of debriefing as a method of post-traumatic stress disorder prevention among combatants. The author also pays attention to the research of post-traumatic personal growth as a phenomenon that follows a mental trauma.

Keywords: post-traumatic stress disorder, combatant, psychological counselling, psychotherapy, post-traumatic personal growth, debriefing

For citation

Solovieva S.L. Psychology and psychotherapy of post-traumatic stress disorder in combatants. Med. psihol. Ross., 2022, vol. 14, no. 6, p. 2. (In Russ.). Available at: http://mprj.ru

Предыдущие
выпуски журнала