РУБРИКА:  ПРОЕКТ "ИНЫЕ"

Бабочка безумного искусства

Якушев И.Б. (Архангельск)

 

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

 

 

 

«Это немые предметы, вдруг обретшие дар речи. Видеть их – значит слышать. Но о чем они говорят? Они нашептывают тайны и
загадки, которые вдруг раскрываются,
и из них, как бабочка из куколки,
вылетают нечаянные откровения».

 

О. Пас. «Немые стихотворения и говорящие предметы».

 

 

 

 

_________________________________________________________________________________

 

Андре Бретон (1896, Теншбре, департамент Орн, Франция, – 1966, Ларибуазьер, близ Парижа) – французский литератор, художник, основоположник сюрреализма.

Родился в купеческой семье. По образованию – психиатр. Автор концептуального «Манифеста сюрреализма» (1924 год) и «Второго манифеста сюрреализма» (1930 год), ставших теоретическим базисом этого направления в искусстве. Длительное время тяготел к коммунизму, пытаясь объединить сюрреализм с III-м Интернационалом. Порвал с коммунистами только после процессов 1937-го года. В дальнейшем оставался бессменным лидером и генератором идей внутри своего эстетического направления. Неизменно критиковал современную ему массовую буржуазную культуру, считая ее гибельной.

_________________________________________________________________________________

 

Андре Бретон не был сумасшедшим; он был психиатром. Врач оказался на территории искусства, став профессиональным художественным Критиком, литератором, признанным мэтром сюрреализма и множества других направлений в искусстве ХХ века. Следы, влияние и кураторство Бретона прослеживаются в поп-арте, концептуализме, «новом романе», романе-коллаже, магическом реализме писателей Восточной Европы и Южной Америки, словесных экспериментах Раймона Кено и Жоржа Перека, action painting Джексона Поллока…

Надо сказать, что в культурной жизни дореволюционной России был эпизод, когда военный врач Н.И. Кульбин стал видным деятелем футуристического движения, но психиатром он не был. Бретон же, являясь представителем той области медицины, которая ближе всего подходит к феномену творчества, так как имеет дело непосредственно с душой, – во многих ее проявлениях, – оказался наиболее подходящей личностью для того, чтобы стать теоретиком и вдохновителем искусства ХХ века.

Раньше, чем другие он понял, что «Поэтами именуют лишь тех, кто решился заплатить за чудесный миг прозрения безумием оставшихся дней» [1]. Психиатр Андре Бретон без труда выделял патологическую составляющую творчества современников, но относил ее не к сфере психиатрии, а – к области искусства: он поменял таблички под экспонатами в музее. Это было не спекуляцией, но сознательным эстетическим ходом. Бретон искренне любил то, что пропагандировал: «Безумную женщину любишь нежнее любой другой», – писал он в программном манифесте «В защиту Дада» [1].

В современном ему искусстве психиатр Бретон чувствовал себя привычно: многие из эстетических новаций ему уже встречались в других – клинических – условиях. Психиатр-искусствовед почувствовал тенденцию времени. Ему оставалось только направить бурное и несколько хаотичное течение в регулируемое русло, «легитимировать» новое искусство, разъяснить его, продемонстрировать его смысл, энергичность, экспрессивность, глубину (в некоторых случаях), показать, что субъективное восприятие мира художником не менее (а, может быть, и более) важно, чем объективные шедевры и общепризнанные произведения канонизированной живописи. Бретон создавал теоретический базис под уже возникшую надстройку, понимая, что движение искусства продолжится, и продолжится оно именно в том направлении, которое уже предельно четко обозначило себя.

В учении Аристотеля есть термин «энтелехия», то есть, – «пребывание в состоянии полнейшей осуществленности», введенный древнегреческим  философом для обозначения актуальной действительности предмета (Обычно в качестве примера энтелехии приводится бабочка, которая является энтелехией гусеницы; осуществляющим завершением цикла бытия, по сути – его скрытой сущностью и высшей точкой). Андре Бретон, увидел в сюрреализме возможность для поиска энтелехий, то есть, – той изначальной высшей сути вещей и явлений, – которая потерялась было в наслоениях вековых привычек и обыденных канонов. Буржуазное искусство на каком-то этапе удовлетворилось тем, чего достигло и не предпринимало попыток дальнейшего продвижения. Сюрреалисты же, разрывая прежние связи между феноменами и явлениями, искали новые их взаимоотношения, надеясь постичь сущность, отыскать и постичь их энтелехию. И для того, чтобы этого достичь, им потребовалось перевернуть ментальный аппарат вверх ногами. (Так И.И. Левитан переворачивал неоконченные картины, чтобы глаз не привыкал к их колориту и композиции). И этот перевернутый аппарат моделировал то инакомыслие, тот алогизм, ту иррациональность, которые привычно считаются свойством психически больных людей. Но здесь психиатр Бретон чувствовал себя вполне комфортабельно.

«То немногое, что еще остается разуму в наши дни, – это неустанно впитывать иррациональное» [1], – писал он в статье «Кризис предметности», подчеркивая тот факт, что реализм, рационализм перестали быть пищей для ума, став, быть может, способом практического существования, но не способом мышления. Примитивный утилитарный рационализм, отвечая на вопрос «как выгодно?», не задумывается над вопросом: «как правильно?» – из его приоритетов исчезает этика; а эстетика превращается в «пестрый сор», тиражируемый для массового потребления и необремененный духовными исканиями, которые, собственно, и определяют принадлежность произведения искусства – к подлинной эстетике.

«Красота должна быть подобна судороге, иначе ей не выжить» [1], – писал Бретон. В этой фразе психиатрия и эстетика слились воедино. Таким образом, Бретон недвусмысленно обозначил программную болезненность не только современного ему искусства, но и искусства грядущих времен. И эта фраза нисколько не противоречит тезису Ф.М. Достоевского, высказанному им в романе «Идиот»: «…мир спасет красота!» [2], потому что вполне может служить ее продолжением. А в условиях современности актуальность фразы Бретона становится особенно очевидной: мир должен изменяться, иначе ему грозят стагнация и энтропия. И «красота судороги» искусства сейчас способна быть возмутителем того сытого спокойствия, которое усыпляет обывателей североатлантического мира, засыпающих перед телевизором, демонстрирующим бесконечный сериал; стать напоминанием о том, что существует нечто такое, о чем не говорят ток-шоу и программы новостей, что Мадонна – это не поп-певица, что Иисус Христос – не «суперзвезда»... Но для этого искусство должно стать взрывом, новой «пощечиной общественному вкусу», что в нынешнюю эпоху постмодерна представляется маловероятным: псевдобезумства художников этой генерации скучноваты, предсказуемы и тендениозны. Начитанные художники постмодерна слишком внимательно проштудировали А. Бретона, забыв, что помимо безумия нужно иметь еще и художественное дарование, иначе искусство становится декларацией о намерениях, а в случае с постмодернистами – еще и демонстративным плагиатом, используемым, как эстетический прием. К сожалению, «безумство» искусства не дает сертификата подлинности дарования, и немалое количество художников просто спекулирует на этом направлении, чтобы снискать успех и известность.

И сейчас мир, увы, находится под угрозой: слишком мало искусства, слишком много подделок под него. Впрочем, как кажется, эпоха постмодерна близится к концу, но успеет ли появиться то новое искусство, которое сможет стать явлением нового эстетического порядка, стать той красотой, которая вновь «спасет мир»? Поиск энтелехий привел А. Бретона к синтетическому искусству, объединяющему слово и изображение. Деятельность Бретона-критика и литератора известна сравнительно неплохо, но немногим известно то, что мэтр сюрреализма был и художником, оставив после себя несколько десятков работ – от набросков на салфетках – до произведений нового жанра: «стиховещи». Его немногочисленные работы чем-то напоминают произведения С.И. Параджанова, создавая новый загадочный мир из хорошо известных предметов. Сам Бретон говорил о них, как о «…композициях, стремящихся соединить выразительные возможности поэзии и пластики, взаимно усиливающиеся от подобного союза» [1].

И здесь он повторял путь восточной каллиграфии, распространенной в арабском мире, в Японии, Китае. Но это же явление встречается и в рисунках-письменах индейских цивилизаций – майя и ацтеков. Аристотель и Гораций («Ut pictura poesis» – «Поэзия как живопись») подчеркивали близость поэзии и живописи. У Феокрита, Симмия Родосского и других поэтов можно встретить произведения, в которых буквами выложены  крылья,  флейта,

жертвенник и проч. Аналогичный феномен можно обнаружить в эмблематике и девизах эпох Ренессанса и барокко (всю Европу наводнили в это время сборники девизов и эмблем, где поэтические эпиграммы соседствовали с рисунками). Здесь же уместно вспомнить и буквицы русских рукописей. Гийом Аполлинер с его «Калиграммами» и Стефан Малларме шли этой же дорогой…

Все эти каллиграфические и эстетские изыски и «стиховещи» Бретона – явления одного порядка, но они полярно противоположны друг другу. Первые превращали чтение слов – в разглядывание рисунков; вторые – от рассматривания картин переходили к попытке прочтения смыслов. Первые были шифровальщиками энтелехий, Бретон же и его единомышленники пытались энтелехии декодировать, надеясь раскрыть тайны первосущностей, истоков, архетипов. Первые превращали слово-смысл в символ виньетки, другие (сюрреалисты) – создавали виньетки-символы в надежде разгадать смысл слова, попутно создавая шифры для слов еще несуществующих – в надежде на их появление. Первые консервировали современный им язык; вторые – пытались реконструировать праязык, пытаясь разгадать его шифр, создавая при этом новую языковую систему. И для этого обычное мышление не годилось, ибо только отдаляло от цели. Здесь  был необходим язык  дикаря, язык

ребенка (к которым было очень близко творчество Жоана Миро, особенно, его работы, начиная с 1920-х годов); язык сумасшедшего (наиболее близким из сюрреалистов к нему, пожалуй, оказались Рене Магритт – акцентированным живописным аутизмом и Макс Эрнст – тревожной ирреальностью изображаемого); тот язык, на котором мы разговариваем в сновидениях (Джорджо де Кирико и Сальвадор Дали). Вырванные из привычного контекста вещи (как два искусственных глаза в бретоновской «Книговещи» (1934 год) перестают быть собой, но чем они становятся в этом случае, какова их энтелехия? Бретон прорубался через заросли культурных напластований в поисках изначальных смыслов; но трудно себе представить, что бы он делал, если бы добрался до сути, потому что, в отличие от большинства людей вопросы для него были более интересны, чем ответы – он и здесь менял местами таблички приоритетов и целей.

Одно из произведений А. Бретона называется «Бабочка-приветствие» (1961 год), и оно странным образом возвращает нас к тому времени, когда автор был психиатром. «Бабочка» и «душа» по-гречески звучат одинаково – «psyche». Бретон, и еще будучи врачом, и уже являясь корифеем мирового искусства, делал, по сути, одно и то же: он занимался человеческой душой. Художник, сделав эту работу незадолго до смерти, как и в прежние времена, поменял таблички под экспонатами, написав слово «приветствие» – вместо слова «прощание». Его «Бабочка-приветствие» – прощальный автограф мэтра.

 

    БИБЛИОГРАФИЯ.

  1. Бретон А. // «Иностранная литература». 1996. № 8. – С. 231-233, 243, 249.
  2. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в двенадцати томах. 1982. М.: Правда – Т. 7. – C. 67.

 

Ссылка для цитирования

Якушев И.Б. Бабочка безумного искусства. [Электронный ресурс] // Прикладная психология и психоанализ: электрон. науч. журн. 2010. N 3. URL: http:// ppip.su (дата обращения: чч.мм.гггг).

 

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

 

Пишите на адрес:
info@medpsy.ru
medpsyru@gmail.com
"Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика"
ISSN 2309−3943
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций
свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС77-52954 от 01 марта 2013 г.
Разработка: Г. Урываев, 2008 г.
  При использовании оригинальных материалов сайта — © — ссылка обязательна.  

Яндекс цитирования Get Adobe Flash player